Разоблаченная

Засматриваюсь на Логана, он все еще спит, свернувшись на боку и спрятав под подушку одну руку. Хочется лечь рядом с ним, но сейчас мне необходимо время для того, чтобы разобраться в себе и в своих ощущениях. Не говоря еще и о том, что от меня разит потом.

Я принимаю настолько горячий душ, что моя кожа покалывает и саднит от температуры воды, позволяю струям биться о мои плечи. Стараюсь не думать о стоящем в душе Логане, выгоняя мысли об его руке, поглаживающей огромный твердый член. Но все безрезультатно. Ведь я не могу думать ни о чем другом, и я знаю, что буду думать об этой сцене каждый раз, когда принимаю душ.

Вытираясь, я думаю о разговоре с тобой. Эта история попахивает правдой. Если и была какая-то ложь, то не явная неправда, а скорее намеренные опущения, я так думаю. Вернее, я не уверена. История казалась реальной. И ты как будто пропускаешь через себя этот пересказ, это безумное воспоминание. Но мог ли ты говорить только правду? Я не знаю. Может быть. Все может быть, и опять же, несомненно, есть элементы, которые выпадают из общей линии истории или противоречат ей. Там не было грабителя, в этом я уверена. Логан утверждает, что это была автомобильная авария. Мои воспоминания такие, они соответствуют истории с аварией. И мои чаяния тоже. Мои сны не говорят мне о насилии, только не о том, что совершил преступник, а о травме в результате несчастного случая. Да, пусть травма, но не от пистолета, ножа или кулака.

Ты лжешь, но и говоришь правду.

Ты спас меня. Всегда был рядом. Ты был со мной в тот момент, когда я очнулась. И продолжал быть рядом каждый день после этого.

И как только я присела на закрытую крышку унитаза, как память пронзила меня воспоминанием. Воспоминаниями не из комы, а из времени моего выздоровления. О тебе на беговой дорожке рядом со мной. Ты бежал, одетый в черную рубашку без рукавов и черные шорты с наушниками в ушах. Ты бежал, бежал и бежал. Всегда подбадривал меня не словами, а делом. Я пошла. Уже хотела сдаться. Держалась за перила, за жизнь и изо всех сил пыталась просто поставить одну ногу впереди другой, чтобы справиться с медленной прогулкой. Я хотела уже сдаться, но потом я посмотрела на тебя, а ты все еще бежал. Пока я шла, ты бежал.

Ты помогал мне одеваться. Я тоже это помню. Когда меня выписали из больницы, я все еще работала над координацией движения, восстанавливала мелкую моторику. Переодевание было медленным, трудоемким делом, и ты всегда был рядом, чтобы помочь. Никогда не позволял себе лишнего, никогда не давал почувствовать себя неловко из-за наготы. Но, оглядываясь назад, я помню, как ты украдкой бросал взгляды, тщательно избегая моих глаз и избегая прикосновений к моей коже. Я теперь понимаю, это было для того, чтобы держать в руках свое желание.

Ты помогал мне кушать. Даже кормил меня в больнице. И дома, когда были кризисные дни. Приподнимал меня, ставил на ноги прямо, разговаривал со мной. Это было очень обременительно. Даже простой разговор утомлял. Даже просто кормление, в конце концов, было трудной задачей. А ты кормил меня. Не жалуясь. Никогда не проявляя нетерпения. Ты всегда был со мной.

Ты стал моим миром.

Ежедневные упражнения, помогающие мне восстановить подвижность мышц, сменились ежедневными упражнениями для восстановления силы и формирования фигуры. Я жила − не вместе с тобой, а рядом с тобой, и ты мне предоставил все. Еду, одежду, развлечения; жизнь... Я никогда не сомневалась, потому что понятия не имела, что я буду делать без тебя, куда пойду. Я была так зависима от тебя. Абсолютно беспомощна. Ничего не помнила. Я была никем. Ничего не знала. И ты никогда не претендовал на то, чтобы быть парнем или членом моей семьи. Ты никогда не объяснял, кем ты был для меня, ты просто... был и все. Забивал холодильник продуктами, а мой шкаф одеждой. Показывал мне упражнения, тренировал, приносил мне книги, сначала по одной-две, потом охапку, а затем нагруженные коробки, по мере того, как росла моя любовь к книгам.

И однажды, казалось бы из ниоткуда, просто так ты подкрался ко мне, и я почувствовала, как ты прикоснулся ко мне, это было похоже на разряд электричества. И это стало началом чувственного исследования, которое на самом деле не квалифицировалось как «отношения». Ты сохранил тотальный контроль. Я была не совсем рабыней, но невольницей была. И я буду честна сама с собой... я желала. Ты мог одним пальцем довести меня почти до оргазма и держать в таком состоянии... очень долго. Мог просто гладить мой клитор, пока я не начинала рыдать и умолять закончить, а ты говорил, чтобы я ждала, приказывал мне не кончать, пока ты не разрешишь. А если я не послушаюсь и кончу раньше, чем ты позволишь, то в следующий раз подведешь меня к краю и заставишь терпеть намного дольше. Ты фиксировал мои руки над головой и мучил меня этим «почти оргазмом» в течение долгих минут, казались часами эти минуты. До тех пор пока я не начинала клясться, что в следующий раз буду лучше стараться.