Разорванная цепь

…Жуткий, полный боли и отчаяния крик. Кричит женщина. Она извивается на иссохшей змле,колотит худыми руками по пыльной дороге. Жалко мотается на слабой шее растрепанная голова, бьются на ключицах мониста.

Появляется, словно «вплывает в кадр», грузноватый, седой мужчина в синих штанах и долгополом кафтане, За коротким голенищем сапога, кнут. На лице — пыль и кровь, запекшаяся маска страдания. Глаза полны слез. Не мигает, не отводит взгляда.

И вот- вся картина в целом.На краю оврага- цветная оборванная толпа цыган. Голосят дети,плачут женщины. Молодой цыган сидит на земле, сжимая ладонями голову. Между пальцами вязкими толчками пробивается кровь.

В овраге солдаты.Они сваливают в огромную кучу нищенские цыганские кибитки. Миг- и взвилось пламя. Толпа гудит и стонет, и я ясно различаю два речевых рисунка в их жалобах и проклятиях.

…Прошла зима. Шолоро похудела, выглядит усталой и хрупкой.У нее изменилось лицо: стало тоньше, светлее и спокойнее.

Было решено,что в мае она уйдет из клиники.Шолоро никогда не жаловалась,но от Володи я приблизительно знал, каково ей приходится в больнице. Как к ней относятся анестезиологи.Какие невероятные слухи разнесли по городу нянечки. Но главное- как тяжело ей выносить человеческую боль, ей, умеющей мгновенно ее снять. Однажды она сказала:

— Знаешь,какие у матерей глаза?Лучше бы я ничего не умела. Один раз всего и разрешили. Мальчика оперировали, ему наркоз нельзя.Я возле него села, и мы полночи разговаривали. Я ему и показала кое-что. А в больнице меня боятся. Почему они меня боятся?

Лето выдалось сырое и холодное. Но сколько же роз было в садах тем летом! Обламывались ветви,и плыли розы по нашей маленькой,занесенной песком речушке. И груды влажных роз оставили выпускники мединститута у подножия памятника погибшим коллегам.А Шолоро положила букет ромашек. И ушла на первый экзамен,даже не оглянувшись на нас. Мы самоотверженно прождали ее три часа.Я волновался,как отец,ей-богу. На скамейках институтского парка расположилась пестрая группка цыган,и какой-то пацаненок посмышленее, забравшись на старую акацию, заглядывал в открытые окна аудитории.

Шолоро, конечно же, получила пятерку. И за два последующих экзамена тоже.

Ранним летним утром бежала Шолоро на последний экзамен. В безлюдном еще парке дворники поливали газоны. По теплым бетонным дорожкам носился веселый щенок сеттер, рыжий и ушастый. Он гонял сердитую пчелу.

На вымытых бетонных плитах, уже подсохших, маленькая девочка в розовом платьице с кружевами рисовала мелом большое солнце.

Шолоро сбегала по широким ступеням. Второпях оступилась, и неловко упав, больно ушибла лодыжку.Шолоро охнула,зажмурилась,застонав от боли. Мгновенно брызнули слезы. Она присела, потерла быстро опухающую ногу.

— Тетя, тебе больно?

Шолоро подняла голову.Рядом стояла девочка в розовом платьице. Она серьезно смотрела на Шолоро, отряхивая выпачканные мелом ладошки.

— Больно, маленькая. Но сейчас пройдет…

— Да,пройдет.Только нужно сделать вот так…- девочка присела возле Шолоро, пухлыми, нежными пальчиками обхватила ушибленную лодыжку.Резкая боль почти мгновенно свернулась, затихла и змейкой соскользнула с ноги, сошла синеватая опухоль…Не веря себе, Шолоро осторожно пошевелила ногой. Чудеса…

Девочка улыбнулась и сказала доверительно:

— Я всегда так делаю, когда ударюсь.А бабушка говорит: надо йодом, чудес не бывает.

— Маленькая, как тебя зовут?

— Ася…

— Асенька, а где ты живешь?

— Во-он там, за мостиком мой дом.

— Асенька,дружочек,я вот тебе тут напишу телефон, ты можешь мне позвонить? Или пусть мама позвонит. Только обязательно!

— Я умею позвонить. А мы с тобой теперь дружить будем?

— Обязательно. Мы с тобой теперь будем дружить долго-долго! А это твой щенок?

— Да, это Роб. А можно, ты с ним тоже будешь дружить?

— Да, миленькая. Конечно, вон он какой славный. Вы здесь часто гуляете?

— Каждое утро. Бабушка идет за молоком, а мы тут гуляем.

— Я приду завтра утром, Асенька. До свидания! До завтра!

ПАНСИОНАТ I

Кому быть живым и хвалимым,

Кто должен быть мертв и хулим-

Известно у нас подхалимам

Влиятельным только одним.

Б. Пастернак. Четыре отрывка о Блоке

— Ты твердо решил ехать?

— Почему бы и нет? Картину я закончил, новую еще не вижу.Так, фрагменты, детали…А медики настоятельно рекомендуют.

— Ты был у врача?

— А ты разве нет? Насколько мне известно, зимой все члены Союза Творцов получили приглашения посетить специальную врачебную комиссию. У них это называется плановая диспансеризация.

— Ну и как?

— Не вижу повода для иронии. Это не смешно. Всего обстукали, обсмотрели, обо всем расспросили и выписали кучу рекомендаций: диета, витамины и эта ужасная лечебная гимнастика…

— Подумать только, лечебная гимнастика!- усмехнулся Дан.