Разорванная цепь

Капитан вздрогнул и внимательно всмотрелся в смуглое лицо.Нет,этот человек ему незнаком.Да и странно было бы…Все его знакомые давно стали прахом. Хотя… капитан видел однажды такие руки, как эти, лежащие на лаковом теле гитары. Такие же длинные, узкие кисти с тонкими гибкими пальцами. Правда, эти руки были изображены на фреске в одном испанском монастыре. Что же может знать этот человек о проклятом корабле?

А тот, не отвечая на веселые вопросы, вдруг поднял загнутые ресницы, и в светлых холодноватых глазах, похожих на полированную серую зелень камня халцедона, блеснул такой лукавый огонек, что стало понятно — он шутит. Капитан облегченно вздохнул.

Длинные пальцы, вкрадчиво будившие струны, вдруг стали жесткими, рванули певучий металл отчаянным аккордом. «Святая дева, Южный Крест…»

Хорошо пели. Истово. Капитан решился выйти к людям, которые поют такие правильные песни.

Он тихо присел у огня. К нему обернулись приветливые лица. Но капитан не мог заставить себя улыбнуться в ответ. Воспаленными глазами, где запеклась соль невыплаканных слез, он спрашивал девушек: «Ты? Может быть, ты? Или ты?…»

Веселая компания примолкла: странный человек вышел к ним из темноты. Молчит, рассматривает, машинально касаясь пальцами шелковой нити темных усов. И лишь человек с гитарой вроде бы не удивился. Потянулся навстречу и просто спросил:

— Откуда, ребята?

— Издалека…

— А куда?

— Далеко…

Вот и весь разговор.Морякам налили кофе. Капитан пил мелкими глотками, внимательно разглядывая компанию поверх края пластикового стаканчика. А ребята тем временем продолжали свои беседы, снова зазвучала гитара.

Рядом о капитаном сидела на разостланном плаще крупная смешливая девушка, из тех веселых толстушек,скорых на хохот и на слезу одинаково,которых любят не за что-то, а за то, что вот такая.Пышная,белолицая, с ямочками на пухлых локотках, с негустыми рыжеватыми волосами,веснушками, рассыпанными и па носу, и на плечах.

После грустной песни капитан заметил, как девушка украдкой отерла глаза и носик. Жалостливая… Может, пожалеет не только чью-то былую любовь, но и его былую жизнь?

Капитан заговорил с ней.Девушку звали кругло и ласково- Тома.Интерес совсем взрослого красивого мужчины ей польстил, она отвечала охотно, беспрестанно улыбалась. На их оживленную беседу скоро обратили внимание, кто-то вполголоса уронил фразочку не без яда:

— Томка очередного несчастненького нашла.Сейчас жалеть примется…

А Томка, подперев щеку рукой, вздыхала над горькой судьбиной одинокого скитальца,который вот уже сколько времени болтается по свету, и нет ему ни отдыха, ни покоя, и никто его нигде не ждет.

Выслушала. Поразмыслила. И рассудительно сказала:

— Так,понятно, чего ж там. Сколько ж можно бродяжить, пора якорь кинуть. Мне что, мне не жалко- живи. Дом не то чтоб велик, но комнатенку выделю. Работу найдешь, хоть в поселке, хоть в рыбхозе.Вот с пропиской у нас туго. Но если у тебя бабки водятся- устроим. Не, не через милицию, ни боже мой! Просто Верка вчера сказала,что за бабки готова фиктивный брак скрутить. Соображаешь? Вот я тебя завтра к Верке и сведу. Ну а мне за комнатенку и платы никакой не надо, поможешь в ремонте, да в саду, да на винограднике. Э, ты чего?

Капитан уронил лицо в ладони. Верка.Фиктивный брак. За «бабки». А он-то… Ну что ж, на любовь рассчитывать не приходится. Попробуем всучить судьбе фальшивый вексель.

— Слушай, давай сюда твою Верку. Понимаешь, сейчас надо.

— Чего «сейчас»?

— Договориться надо сейчас. Есть у меня…бабки. Хорошо заплачу. Только сейчас. Я на рассвете уехать должен.

— А-а… да поздно уж.Хотя…Верка вроде на танцы в санаторий собиралась. Если пошла, то часам к двум вернется. Давай попытаемся.

Девушка засуетилась,собирая вещички- кофточку,сумку, шляпку. Попрощалась с друзьями, сказав напоследок:

— Вы костерок-то гасите, гасите. Я и то удивляюсь, как это пограничный наряд до сих пор не явился.

И повела капитана горбатыми улочками поселка,похожего на все приморские городки мира.Дома из желтоватого пористого ракушечника, увитые старыми мощными лозами винограда; заросшие сухими колючками и редкими розами дворы; рубленые в скалах ступени, крутые лестницы-трапы, соединяющие соседние улицы.И застоявшийся запах рыбы и гниющих водорослей, который веками не могут выдуть влажные ветры с моря.

Верка оказалась дома.Она успела уже снять грим, лицо ее лоснилось. Волосы накручены на мелкие бигуди, небрежно подвязан застиранный халатишко. Словом, это был тот всем знакомый тип женщины, который и во времена капитана Ван-Страатена выразительно назывался «холерой».

Выслушала она Тому молча, раскуривая дешевую сигарету. Потом сказала:

— В общем так, мужчина. Я согласная- гроши во как нужны! Но, мужчина! На жилплощадь и не мечтай, сама комнату снимаю, так что…И без фокусов, усек? Любовь наша с тобой на бумаге вся останется,а свобода моя- при мне. Права качать тебе нет резону.Враз под суд- и долой прописку.А теперь ближе к деньгам. Вижу я, что ты мариман,так, может, чеками расплатишься? Не, ты смотри, тебе же выгодней, тогда ж треть и скостить можно…