Читаем Разорванный круг полностью

- Я уверен, что заснул шофер. На него жара плохо действовала. Он отбояривался от этой поездки, но прямо сказать не решился: дисциплина у него на первом месте. Пока я с ним ездил - ничего. Я то балачки ему рассказывал, то за баранкой сидел. И режим держал строгий. А без меня... - Кристич замолчал, опустил голову. - Настоящий был мужик...

- А ты-то где пропадал?

- Я ж тебе сказал - в Ашхабаде. Узнали в гараже, на котором мы базировались, что на ашхабадской автобазе накрылись наши шины - отслоение протектора. Апушкин, водитель мой, встревожился как бы не сыграть в кювет. А у меня, сам понимаешь, какие мысли завертелись: горим со своим ИРИСом. Я и махнул в Ашхабад. А обратно не берут. Все с грузом: фрукты. Самого пожалуйста, а с покрышками... Вот и засел.

- Ну и что выяснил?

- Я думаю, какая-то сволочь схалтурила. Протектор, наверное, попался длинный, ну и присобачил его сборщик ударами молотка. Получилась волна, а под волной воздушный пузырь. Как только шину покатили, этот пузырь тоже покатился внутри и отодрал протектор, как клин.

- Диагноз точный? - спросил Дима.

- Был бы я уверен, сразу телеграмму дал бы.

Кристич молча стал одеваться.

Посещение Кристичем Брянцева имело неожиданные последствия: директор отобрал у него пропуск, и "воскресшего из мертвых" три дня не пускали на завод, чтобы отдохнул и отоспался. Выпросив пропуск на четвертый день, Саша наконец перешагнул порог проходной.

Он сразу заметил изменения, которые произошли за последние два месяца на территории завода. Небольшого домика, где помещался институт рабочих-исследователей, не было и в помине. На его месте рыли котлован. Давно поговаривали о том, что институту дадут две большие комнаты в новом корпусе, куда должна была перейти и заводская лаборатория, но в это верилось и не верилось: слишком часто переселялись отделы в новых зданиях, и почему-то всегда так получалось, что отделу, занимавшему одну маленькую комнату, оказывалось тесно в трех больших, он начинал воевать, и все распределение нарушалось.

Кристич повернул направо, где высилось новое четырехэтажное здание. Чисто вымытые стекла, значит, уже заселено. Стал отыскивать помещение института, читая надписи на дверях: "Лаборатория истирания", "Динамические испытания", "Пластоэластические испытания", "Полярограф".

На третьем этаже, рядом с конструкторским бюро новых шин, нашел табличку: "ИРИ". Но о том, что институт помещался здесь, догадался раньше, чем увидел ее: из-за неплотно закрытой двери доносился гул голосов, перекрываемый визгливым тенорком Целина.

В просторной, с наклонным потолком комнате собралось человек тридцать. Все знакомые, все свои, наиболее активные ребята, на которых держался институт.

Кристич ожидал горячей встречи - как-никак считался пропавшим без вести, - но все уже знали, что он благополучно вернулся, и удивления не проявили. Закивали, подмигнули, заулыбались и тотчас позабыли о нем.

У окна, облокотившись на подоконник, сидел Приданцев. Его лицо выражало непривычное смущение. Приданцев отличался самоуверенностью и той заносчивостью, которая так характерна для людей, ничего за душой не имеющих, но изо всех сил стремящихся показать, что они что-то собой представляют. Сейчас от всего этого и следа не осталось. Четыре злополучные ашхабадские шины, распотрошенные вдоль и поперек, как это делают при самом пристрастном исследовании, красовались на стенде, а над ними висел плакат: "Позор бракоделу Приданцеву!"

- ...в результате этой подлости, - кричал Целин, - именно подлости, иным словом этого поступка я назвать не могу, чуть было не рухнула работа, которую мы вели три года. Подумать только! Сотрудники НИИРИКа утверждали, что введение большого количества восков будет вызывать отслоение протектора - и нате, получите: в Ашхабаде отслоение протектора. Попробуйте доказать, не зная причины, что воска не имеют никакого отношения к этому случаю, что причина тут одна: подлость, подлость, подлость!..

Целин задохнулся от негодования, и Приданцев воспользовался паузой.

- А ты попробуй стань на мое место, - грубо сказал он. - То дадут протектор короче, чем надо, то длиннее. Что, стоять? А норма? А план? А заработок? У меня дети, их кормить надо.

- А Ивановский?! - выкрикнул Целин. - Для него качество превыше всего!

- Наплодит четверых - тоже перестанет о качестве думать, - огрызнулся Приданцев.

Как ни грубы, как ни элементарны доводы Приданцева, они все же заставили задуматься. Сборщики часто попадали в подобное положение. Слишком тонкое дело - производство протекторов. Отрезанная резина садится, сокращается по длине, и не всегда машинист шприц-машины может предусмотреть размер усадки. С этим злом боролись, но устранить его не могли.

- Так что же, значит, так и будем выпускать брак? - наседал Целин.

В ответ - молчание.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Время, вперед!
Время, вперед!

Слова Маяковского «Время, вперед!» лучше любых политических лозунгов характеризуют атмосферу, в которой возникала советская культурная политика. Настоящее издание стремится заявить особую предметную и методологическую перспективу изучения советской культурной истории. Советское общество рассматривается как пространство радикального проектирования и экспериментирования в области культурной политики, которая была отнюдь не однородна, часто разнонаправленна, а иногда – хаотична и противоречива. Это уникальный исторический пример государственной управленческой интервенции в область культуры.Авторы попытались оценить социальную жизнеспособность институтов, сформировавшихся в нашем обществе как благодаря, так и вопреки советской культурной политике, равно как и последствия слома и упадка некоторых из них.Книга адресована широкому кругу читателей – культурологам, социологам, политологам, историкам и всем интересующимся советской историей и советской культурой.

Валентин Петрович Катаев , Коллектив авторов

Культурология / Советская классическая проза