Разорванный круг

Салахетдинов рассказал о том, что активисты первоуральского трубного завода решили организовать у себя общественный институт, но обком профсоюза их не поддержал. Надо вмешаться, послать письмо в обком. И Салахетдинов зачитал составленное им письмо. Оно было горячее, едкое, убедительное.

- "Нас крайне удивляет ваша позиция, - звенел его голос. - Профсоюзы призваны развивать общественные начала в деятельности наших организаций, обобщать и распространять положительный опыт. Новое властно вторгается в нашу жизнь, и надо открывать ему зеленую улицу".

- Не слишком ли громко сказано? - поморщился Кристич, не любивший трескучих фраз.

- Ничего, ничего, для глухих можно и погромче, чтобы услышали, возразил Салахетдинов и зачитал конец письма: - "Высылаем вам подробные материалы о нашем институте и надеемся, что вы измените свою точку зрения".

Дима Ивановский растроганно посмотрел на Салахетдинова. Казалось бы, какое дело резинщику до металлургов? Металлурги все время в центре внимания, о шинниках надолго позабыли и только недавно заговорили в полный голос. Сам Салахетдинов сколько раз сердился, читая сообщения о металлургах. А наскочил на заметку в "Труде" - и задело его за живое, захотел и металлургам помочь, и новому начинанию. Какое письмо написал!

- Ну так что, подпишем письмо? - спросил Целин, почему-то скосив глаза на Приданцева.

- А удобно ли? - подбросил осторожнейший и тишайший Калабин. - Что же получается? Профсоюзы нас должны учить, а выходит, мы профсоюзы учим.

- Учит тот, кто больше понимает, - лихо ввернул Кристич. - В этом случае мы понимаем больше и вправе вправлять мозги.

- Не профсоюз учим, а руководителя профсоюза, - уточнил Дима Ивановский. - Что, разве не может сидеть чинуша на таком месте? Может.

Поспорили, прикинули и так и эдак и решили не только подписать письмо, но для большей действенности копию его отправить в ВЦСПС. Пусть там знают, какой деятель подвизается у них. И пусть этот деятель зашевелится от такой припарки с двух сторон.

Вмешательство в чужие дела заставило заговорить о своих. Берутся других учить, а у самих тоже не все благополучно. Многие инженеры бегают от института, как от огня. А начальник центральной заводской лаборатории до сих пор относится к институту с недоверием. Норовит то одно, то другое исследование провести силами своих сотрудников, хотя есть указание директора, прямое и категорическое: без рабочих-исследователей никаких работ не проводить. Причем интересно получилось: когда организовывали институт, были и противники и такие, кто относился к этой затее равнодушно. Но противники, вроде Гапочки, давно уже перешли в разряд друзей, а равнодушные так и остались равнодушными. Их-то и нужно раскачать.

Однажды Дима Ивановский бросил в их адрес: "Легче человека идущего заставить идти в другом направлении, чем поднять лежащего и заставить идти". Особенно беспокоят его равнодушные из молодых инженеров, и сейчас он сосредоточивает внимание на них. Крепкие, здоровые, сил хоть отбавляй, а отработают свое - и баста. Больше ничем не интересуются. Спят. Не разбудишь - через несколько лет из них мещане с дипломами получатся. Он предлагает собрать молодых специалистов и поговорить с ними начистоту.

Эти сборища в общественном институте всегда возникали из необходимости - и не только в случаях чрезвычайных происшествий. Предложил один человек или группа рабочих что-то новое, интересное - идут в заветную комнату уточнять, выяснять, спорить. Высказывания здесь не регламентируются ни повесткой дня, ни временем, ни формой изложения. Говорит кто хочет, как хочет, о чем хочет. Если кто и "загнет", не спешат осмеять, опрокинуть, приклеить ярлык. Ведь даже из неправильной мысли, из ошибочного суждения можно извлечь полезное.

Правом безнаказанно "загнуть" воспользовался и Гольдштейн.

- Я до сих пор не могу понять, почему плановики требуют с шинников такой же экономии в зарплате, как, допустим, на кирпичном заводе. У шинников доля зарплаты в общей стоимости продукции минимальная - всего четыре процента, а у кирпичников - тридцать. У нас баснословно дороги каучук, сажа, химикалии. И главный резерв снижения себестоимости - не зарплата, а сбереженное сырье.

- А нас с кирпичниками стригут под общую гребенку, - пробасил Каёла. Парикмахеру-то легче корнать всех под нулевку, чем для каждого клиента машинку подбирать.

- Надо, не стесняясь, подсказать это планирующим органам, - продолжал Гольдштейн. - Многое сегодняшнее виднее снизу, точно так, как многое завтрашнее виднее сверху.

Гольдштейна поддержали и поручили ему написать проект докладной записки в Госплан федерации.