Разорванный круг, или Двойной супружеский капкан

Лева нахмурился. Не нужно было ему говорить такое. А вдруг с ее мужем и вправду что-то случится?

— Я пошутил, Мариночка, но в принципе можно попросить моих ребят проучить нахала. Чтобы знал, как разговаривать с прекрасными дамами.

— Нет… — нерешительно сказала Марина. — Пока не нужно. Я сама придумаю, как ему отомстить. Ты же знаешь, отец категорически против нашего участия в криминальных делах.

— Да разве я настаиваю? — удивился Савин. — Просто сказал первое, что взбрело в голову. И потом, это ведь твой муж. Разве я могу себе позволить даже думать о подобных методах?

— Ну, в общем-то, первое, что взбрело тебе в голову, не так уж и плохо, — усмехнулась Марина, впервые после вчерашнего звонка чувствуя растущую уверенность в себе. — Но пока не будем ничего предпринимать, подождем. — Помолчала минуту и со значением повторила: — Подождем.

Савин согласно улыбнулся и поцеловал ее сухие губы. На этот раз она не отстранилась, напротив, страстно обвила руками его шею, привставая с кресла. Она даже тихонько застонала, как это было в Женеве. Савина этот жадный поцелуй и обрадовал и напугал. Причина его радости была понятной, испуга — тоже: а вдруг кто войдет?

— Скоро ты получишь от меня фантастический подарок, любимая, — прошептал он, когда ее ладони медленно сползли с его плеч. — После этого ты не будешь читать романы своего бывшего мужа и даже вспоминать о нем не будешь, это я тебе гарантирую на сто процентов.

— Интересно, интересно! И что же ты мне подаришь?

— Это секрет. Но могу с полной уверенностью сказать: такого подарка ни одна женщина в Москве не получала.

— Ну хоть намекни, Лева!

— Не могу, Мариночка, это будет сюрприз. Потерпи немного, и ты увидишь. И не просто увидишь, а поймешь, как сильно я тебя люблю, как жажду тебя каждый день, как помню все, что между нами было.

— Нет, а правда, что ни одной женщине в Москве такого не дарили?

— Правда. Ну, я вижу, настроение у тебя немного поднялось, пошел к себе, надо еще поработать, — Савин опасался, как бы она снова не потянулась к нему губами — отказаться от поцелуя невозможно, а войти могут в любую минуту.

Он торопливо одернул пиджак, нежно улыбнулся и стремительно вышел из кабинета. Через пару минут, сидя в своем директорском кресле, он, прежде чем снять трубку телефона, нащупал во внутреннем кармане пиджака магнитофонную кассету и вдруг понял, что это не только подарок, но еще и ловушка для Марины! Только он и она будут знать, о чьей страстной любви рассказывает этот роман, но если Марина захочет увильнуть от него, об этой любви узнает вся Москва, а такое вряд ли придется ей по душе! Роман-то будет весьма и весьма откровенным. Автор же никогда не узнает, о какой женщине он все это написал.

Гениальная идея!

— «Ревела буря, гром гремел! Во мраке молнии блистали!» — Алтухов ревел погромче легендарной бури из песни про Ермака.

«Адидасовская» футболка плотно облегала его могучую грудь, подчеркивая рельефные мышцы, которые словно бы увеличились под эластичной синей тканью. А может быть, все дело в том, что через пару часов он встретится со Светланой и пригласит ее в квартиру Макса, и они там будут сидеть вдвоем и разговаривать, и пить шампанское, которое он уже положил в большую зеленую сумку, и закусывать ананасом, который еще нужно будет купить. Но теперь это не проблема. Ананасы в шампанском, как в знаменитом стихотворении Северянина. Именно такой представлял эту встречу Алтухов. Лучше гения серебряного века не придумаешь.

Окно было распахнуто, и его мощный голос раскатывался по всему дому. Однако пока никто из невольных слушателей не рискнул сказать, что с музыкальным слухом у певца не все ладно.

Алтухов пружинистым шагом ходил по комнате, складывая в сумку свои книги, журналы со своими публикациями, потом добавил десяток книг самых известных когда-то авторов с дарственными надписями. Задумался, что бы еще взять? Даже петь на какое-то мгновение прекратил. Этой мимолетной задумчивостью воспользовалась Валя, тотчас же возникшая в дверном проеме.

— Ты что, уезжаешь, Юра? — грустным голосом спросила она.

— Уезжаю, покидаю тебя, Валентина, раба Божья! — густым басом пропел в ответ Алтухов.

— Далеко?

— В тундру! Там, говорят, сейчас прохладно. И медведей белых не так много. Испугались перестройки и убежали на полюс. Надеются, что демократы туда не скоро доберутся.

— Нет, я серьезно. Ты что, нашел себе другую женщину?

— Как найду, обязательно с тобой посоветуюсь, — пообещал Алтухов, застегивая «молнию» на сумке. — Мы детально обсудим все ее достоинства и недостатки и лишь после этого решим, подходит ли она нам или нет.

— Обиделся вчера, да?

— А за что мне обижаться на тебя? Все у нас было хорошо, много приятных воспоминаний осталось. Это ты, по-моему, обиделась, что была моей любовницей. Что в этом плохого? Екатерина Великая тоже была чьей-то любовницей и меньше от этого не стала. Памятник заслужила, даже большевики не посмели его разрушить. А почему не разрушили? Да потому, что на слово «любовница» не обижалась!