Рамси следил за каждым движением Волчицы, наблюдал за тем, как она поставила наполненные чем-то миски на прикроватную тумбочку, рядом с ней — чарку и, почему-то улыбаясь ему краешками губ, присела на постель. Почему она улыбалась? Что ее обрадовало? Ему тоже надо было улыбнуться? У него были причины для этого?
Не зная, как поступить, он в растерянности и неуверенности взглянул на девушку, а черты лица той, к непониманию последнего, внезапно смягчились, и она тихо произнесла, дотрагиваясь рукой до его щеки:
— Все хорошо, я принесла тебе воды и ужин, — Санса ласково гладила его по лицу и убирала с глаз выбившиеся пряди. Эти прикосновения теплой руки к коже были сродни дуновению ветра в разгар жаркого дня: успокаивали и расслабляли, и хотелось, чтобы Волчица не прекращала свои ласки. Пускай спрашивает, о чем только пожелает, только пусть говорит все тем же мягким, воркующим голосом в размеренном, ласкающем слух тоне. — Будет лучше, если ты поешь, ведь тебе надо набираться сил, чтобы рана хорошо заживала.
Санса была права, говорила о том, что действительно ему было необходимо, и было приятно и необычно осознавать такое. Впервые кто-то так заботился о нем, знал, в чем он нуждался и что было лучше для него. Рамси готов был попробовать довериться Волчице и пламенно про себя желал, чтобы она оправдала оказываемое ей доверие, помогла разобраться в происходящем и позаботилась о том, чтобы он находился в безопасности. Он очень нуждался в этом сейчас, когда ни в чем не был уверен и не чувствовал уверенности в самом себе. Неприятно было признаваться себе, что ему было страшно выйти из этого дома, оказаться там, снаружи, где он ничего не смог бы контролировать и не смог бы защитить ни себя, ни Сансу. Однако, к сожалению, пока ничего с собой поделать не получалось. Наверное, это было временным, он просто еще не полностью отошел от нападения разбойников и нуждался в отдыхе.
Ладонь жены приятно и аккуратно касалась лица, отчего внутри все трепетало и забывался даже давший о себе знать голод. Наслаждаясь уделяемым ему вниманием и нежностью, с которой прикасалась к нему девушка, Рамси прикрыл глаза и прижался к ее руке, которая теперь задерживалась не только на его щеке, но и касалась шеи, головы, затылка, время от времени опускалась к изгибу шеи, и проскальзывая под ворот рубахи, поглаживала и там. Ласки Волчицы были столь приятными и желанными, а от маленькой улыбки на ее губах, с которой она смотрела на него, в груди зарождались тепло и легкость и начинало неудержимо тянуть к жене, возникало желание придвинуться к ней поближе. В один миг Болтону даже захотелось прижаться к Сансе и просто сидеть, положив голову ей на плечо, и ощущать, как ее рука будет бегать по его спине и плечам, перебирать волосы, вызывая своими щекотливыми касаниями мурашки по телу. Однако внутри продолжал срабатывать некий стопор, о который спотыкалась решительность, и не хватало понимания того, было ли ему позволено коснуться жены или нет: ведь бастард опасался разозлить или раздражить ее — вдруг она тогда уйдет?
При мысли об этом внутри все на мгновение сжалось и содрогнулось, но мягкая ладонь жены и нежные прикосновения никуда не исчезли, и она сама все так же тепло улыбалась бастарду. Это дружелюбие девушки и никак не изменившееся поведение сумели придать Рамси толику уверенности, и только начавшие зарождаться волнение и напряжение как рукой сняло. Вместо них внутри обосновалось подобие умиротворения, а интуиция подсказала, что можно было расслабиться и в ближайшие минуты не ожидать подвоха. Но о каком подвохе он сейчас мог подумать? Это же была Санса, она не должна была причинить ему вреда, точно не физического. По меньшей мере, Рамси так думал и, скорее всего, верил бы в это до последнего мига.
Волчица медленно провела рукой по щеке, а затем все так же медленно отняла ее от лица закрывшего от удовольствия глаза бастарда и спросила, кидая быстрый взор на прикроватную тумбочку:
— Поешь, пока не остыло? Или попить сперва хочешь? — она, не отводя глаз от мужа, переставила к себе на колени тарелку да взяла в руки чарку.
До места, где буквально секунду назад была теплая ладонь девушки, коснулся холодный воздух да даже от такого незначительного изменения возникло чувство покинутости, которое подталкивало потянуться следом за пропавшей со своего места на щеке рукой. Открыв глаза и устремив взор к жене, Рамси хрипло проговорил:
— Пить.