Читаем Разорвать порочный круг (СИ) полностью

Волчица осыпала его лицо поцелуями, не выпускала из своих рук и продолжала взывать к нему. Боль достигла своего пика, перевалилась через него, подтянутая вперед словами жены. Внутри что-то словно слетело, порвалось. Остатки стены рушились, боль прекратила наступление.

— Все хорошо, Рамси, я рядом. Ты не один. Я всегда буду рядом с тобой.

Стена рухнула, чувство одиночества и никому ненужности испарились, оставив после себя призрак пережитой боли в груди. Он был не один, все осталось позади. Эта страшная боль прошла, стена пала. Из глаз сами по себе текли слезы, сбитое дыхание ещё не пришло в норму, но это можно было терпеть, это не было так страшно, как испытанное ранее. Теперь он просто плакал от страха перед тем, с чем сталкивался, как себя чувствовал, и от оставшегося позади горя. Иногда Рамси начинало казаться, что слезы текли у него из глаз из-за всего того, что когда-либо происходило с ним. Хотел бы остановить их, но не мог.

На спине описывала круги рука Сансы, а второй она обнимала его за плечи и прижимала к себе, давая сидеть и отходить от произошедшего, уткнувшись в изгиб шеи.

Постепенно молчаливый, неконтролируемый плач прекратился. Болтон ощутил, что освободился от страданий и внутри наступило время легкости и отдыха после испытанных мучений. Однако разум все еще находился в потрясении и не до конца принял то, что боль страдания завершились, а мир вокруг вдруг стал ощущаться совсем иначе, острее и ярче.

Его обволакивало теплом, исходящим от Сансы, и это тепло заставляло исчезнуть страх, одиночество, оно укрывало от пугающих мыслей. Разжав на сорочке руки и обняв жену, он нашел в этом единении еще больше комфорта и неожиданно понял, что не хочет никогда разлучаться с ней. Он хочет быть рядом с ней, хочет делать все вместе с ней, хочет, чтобы она была счастлива. Он хочет защитить ее от боли.

Санса оставила на макушке и виске Рамси несколько долгих поцелуев, гладила его по спине. Она никуда не торопила его, давала время отпустить боль и отойти от нее, расслабиться в руках первого человека, принявшего его и согласившегося отдать себя ему.

Рамси чувствовал, что изнутри был, как пустой сосуд, единственным наполнением которого был страх и беспокойство за то, что та пустота никогда не заполнится. Его неудержимо тянуло к Волчице, она была приятна ему, и он желал чувствовать ее всегда. Пережитая сегодня боль и засевший страх пугали, преследовали, хотелось быть с кем-то рядом. С кем-то, кто сможет отогнать их прочь и поможет забыть о пережитом.

Его тянуло дотронуться до Сансы, проверить, что она существовала наяву, и Рамси заводил руками по ее талии, а затем, желая показать ей, что с ним все было в порядке, поцеловал в щеку и медленно отстранился, с осторожностью двигаясь в постели.

Отсев от жены, он сперва напряженно глядел на нее, а потом, осознав, что она никуда не пропадала и никуда не собиралась уходить, устало, но спокойно и умиротворенно посмотрел на нее, не желая ничего говорить, наслаждаясь и отдыхая в ее присутствии. Санса ласково и ободряюще ему улыбалась и с теплотой в глазах глядела на него, а он отвечал ей взором, наполненным благодарностью.

В следующее мгновение Волчица подсела ближе, расположилась полубоком к нему и с пониманием произнесла:

— Твоя мама плохо кормила тебя? Вы бедно жили?

Сделав, чтобы скинуть с себя отголоски плача, глубокий вздох, Рамси тихо заговорил, в первый миг пугаясь громкого, как ему показалось, звука своего голоса:

— Да, — он сглотнул, пробуя смочить слюной пересохший рот. — Все хозяйство было на ней, и чаще всего мы только завтракали и ужинали поздно вечером, — в памяти выбежала из тумана желто-коричневая отварная картошка на ужин, в ноздри ударил запах теплого молока и промелькнула маленькая плошка с пустой кашей на завтрак. — Еда была скудной, и я с трудом мог дотерпеть до вечера.

Болтон замолк. Перед глазами в памяти возникло деревянное корыто с высокими бортами. Вода в нем темная, практически черная, по ее глади дрейфуют клочки сена, зерна, какая-то взвесь, что пузыриться на поверхности.

— Иногда приходилось искать и воду.

В сердце начало щемит, а в памяти всплыл убегающий прочь серый кот.

— Я часто выискивал животных, чтобы хоть с кем-то поиграть, но они все сбегали от меня.

На глаза навернулись слезы сочувствия к старому себе и поэтому пришлось замолчать, чтобы задуматься и немного взять под контроль свои эмоции.

— У тебя не было друзей? Или игрушек? — с любопытством поинтересовалась дочь Старка.

От мыслей об этом усилилась жалость к себе, к тому, как он был вынужден жить; на глазах выступили слезы. Рамси ответил на вопрос жены мотанием головы и, чуть помолчав, смог проговорить:

Перейти на страницу:

Похожие книги

Образы Италии
Образы Италии

Павел Павлович Муратов (1881 – 1950) – писатель, историк, хранитель отдела изящных искусств и классических древностей Румянцевского музея, тонкий знаток европейской культуры. Над книгой «Образы Италии» писатель работал много лет, вплоть до 1924 года, когда в Берлине была опубликована окончательная редакция. С тех пор все новые поколения читателей открывают для себя муратовскую Италию: "не театр трагический или сентиментальный, не книга воспоминаний, не источник экзотических ощущений, но родной дом нашей души". Изобразительный ряд в настоящем издании составляют произведения петербургского художника Нади Кузнецовой, работающей на стыке двух техник – фотографии и графики. В нее работах замечательно переданы тот особый свет, «итальянская пыль», которой по сей день напоен воздух страны, которая была для Павла Муратова духовной родиной.

Павел Павлович Муратов

Биографии и Мемуары / Искусство и Дизайн / История / Историческая проза / Прочее
1984. Скотный двор
1984. Скотный двор

Роман «1984» об опасности тоталитаризма стал одной из самых известных антиутопий XX века, которая стоит в одном ряду с «Мы» Замятина, «О дивный новый мир» Хаксли и «451° по Фаренгейту» Брэдбери.Что будет, если в правящих кругах распространятся идеи фашизма и диктатуры? Каким станет общественный уклад, если власть потребует неуклонного подчинения? К какой катастрофе приведет подобный режим?Повесть-притча «Скотный двор» полна острого сарказма и политической сатиры. Обитатели фермы олицетворяют самые ужасные людские пороки, а сама ферма становится символом тоталитарного общества. Как будут существовать в таком обществе его обитатели – животные, которых поведут на бойню?

Джордж Оруэлл

Классический детектив / Классическая проза / Прочее / Социально-психологическая фантастика / Классическая литература