Читаем Разорвать порочный круг (СИ) полностью

Санса замолчала и, поняв, что Рамси успокоился, разжала объятия. Она выпустила его из них, но руку с его ноги не стала убирать. С грустью и пониманием глядя на мужа, она мягко произнесла:

— Поэтому прошу, не держи зла на нее. Я знаю, это трудно, но прошу — не злись.

— Я больше не злюсь на нее, — он прикрыл на мгновение глаза, а затем тихо добавил, ощущая, как спирало дыхание: — Ей было так плохо…

Глаза начало жечь от подступивших слез, но почти ни одна из них не сорвалась вниз. Так и остановившись на полпути к полноценному плачу, они были смахнуты ресницами. Было только грустно за то, что произошло с ними обоими.

Проморгавшись, Рамси открыл глаза и увидел, как Волчица с толикой изумления и одобрения смотрела на него. Ему самому было удивительно, что все завершилось, и до сих пор не верилось, что с таким так быстро можно было распрощаться. В очередной раз пролистывая страницы памяти, он с облегчением обнаружил, что боль закончилась и осталась только легкая грусть, дающая о себе знать при самых тяжелых воспоминаниях.

Мама не была виновата в случившемся.

Болтон чувствовал некоторую тяжесть на сердце и приятную усталость, словно целый день скакал на коне, ощущал вес руки Сансы на своей здоровой ноге и не желал, чтобы та куда-либо убирала ее. Прикрыв на несколько секунд глаза, глубоко вздохнув и вспомнив о раненой, а теперь болящей после метаний по постели ноге, он открыл глаза и, выдавив улыбку, сказал:

— Спасибо.

Искренняя улыбка встретила его благодарность, а сидящая напротив Санса с добродушием произнесла:

— Дай я тебя обниму.

Она распростерла руки, привстала в постели и потянулась к Рамси, который в ответ с радостью подался к ней и обвил руками её талию. Никто не спешил разрывать объятия. Они оба гладили друг друга по спине и плечам и сидели на протяжении долгого времени, прижавшись один к одному. Догорала свеча. В повисшей тишине раздавшийся шепот Сансы мог показаться чем-то диковинным:

— Почему ты никогда не рассказывал мне об этом?

— Я не знал, — прошептал бастард и медленно разорвал объятия. Он глядел на Старк припухшими, болящими от пролитых слез глазами и просто надеялся на то, что она поверит ему и поймет. — Это звучит глупо, но я не знал, — у него было такое ощущение, что он открывал сегодня для себя целый мир, впервые знакомился с самим собой. — Многого не помнил, многое не вспоминал, — он замолчал, вспоминая, как чувствовал себя раньше, что думал, и понял, что не верил, что был тем человеком. Они словно были и едины, и ничего общего не имели между собой; это было… странно, однако было желание сказать об этом и Сансе.

— Только сейчас я понял, как был зол. Всегда был так зол, ненавидел всех вокруг. Мне кажется, я не чувствовал ничего, кроме этой ненависти и злобы.

Болтон шмыгнул носом, прикрыл лицо тыльной стороной руки и молчал, просто глядя перед собой на постель. Он слышал, как Волчица подобралась ближе к нему, положила на плечо руку и проговорила, с грустью взирая на него:

— Тебе было просто плохо.

В глазах засвербило, заныло сердце. Ему все еще было тяжело об этом говорить.

— Да…

Бастард закрыл глаза, дал откатиться назад подступившим слезам. Через несколько секунд стало легче. Было желание все равно попробовать выговориться, и он произнес:

— Во сне, — Рамси замолк, думая над тем, что хотел сказать. — Во сне, когда я побежал к маме в дом, кое-что произошло, — он замолчал, вспоминая сон и пропуская его через себя. Боги, эта ночь была похожа на безумие, в котором он пытался отыскать свой путь. — После гибели щенка я чувствовал себя так, словно потерял… близкого человека, словно я остался один и уже ничего не могло быть, как прежде. Хотел поэтому быть рядом с мамой.

Рамси хотелось сказать, что мама разбила ему сердце, однако, только начав произносить эту фразу у себя в голове, он понял, что не смог бы этого сказать вслух, не ударившись в слезы. Он не мог понять почему, но каждый раз, как пробовал сказать эти слова, словно из ниоткуда выныривала жгучая боль и нагоняла на глаза слезы. Приходилось останавливаться на полуслове и прогонять явившуюся боль. Похоже, не всё было так просто…

Не намереваясь сдаваться, Болтон с осторожностью перебирал про себя другие фразы, проверял, не откликнутся ли они щемящим чувством в груди. Облизывая сухие губы, он в конце концов выговорил:

— Мне было так больно, было такое ощущение, что мир прекратил существовать. В один момент боль достигла такой силы и я почувствовал такую обиду на маму, что в голове что-то произошло… Боль просто исчезла… почти все исчезло, кроме… желания отомстить и больше никогда не почувствовать это боль еще раз. Мне кажется, с этого момента я не чувствовал ничего, кроме злобы и ненависти. Либо умирал со скуки, либо готов был убить всех вокруг. Я…

Рамси осекся на полуслове, почувствовал, как к горлу подступил ком, как болезненно сжалось все в груди. Он не сможет выговорить это «Я-»… думать об этом было больно и не получалось закончить мысль даже у себя в голове. Но очень хотелось это сказать, и он, тяжело сглотнув, прошептал с полуулыбкой на губах:

— Мне стало лучше.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Образы Италии
Образы Италии

Павел Павлович Муратов (1881 – 1950) – писатель, историк, хранитель отдела изящных искусств и классических древностей Румянцевского музея, тонкий знаток европейской культуры. Над книгой «Образы Италии» писатель работал много лет, вплоть до 1924 года, когда в Берлине была опубликована окончательная редакция. С тех пор все новые поколения читателей открывают для себя муратовскую Италию: "не театр трагический или сентиментальный, не книга воспоминаний, не источник экзотических ощущений, но родной дом нашей души". Изобразительный ряд в настоящем издании составляют произведения петербургского художника Нади Кузнецовой, работающей на стыке двух техник – фотографии и графики. В нее работах замечательно переданы тот особый свет, «итальянская пыль», которой по сей день напоен воздух страны, которая была для Павла Муратова духовной родиной.

Павел Павлович Муратов

Биографии и Мемуары / Искусство и Дизайн / История / Историческая проза / Прочее
1984. Скотный двор
1984. Скотный двор

Роман «1984» об опасности тоталитаризма стал одной из самых известных антиутопий XX века, которая стоит в одном ряду с «Мы» Замятина, «О дивный новый мир» Хаксли и «451° по Фаренгейту» Брэдбери.Что будет, если в правящих кругах распространятся идеи фашизма и диктатуры? Каким станет общественный уклад, если власть потребует неуклонного подчинения? К какой катастрофе приведет подобный режим?Повесть-притча «Скотный двор» полна острого сарказма и политической сатиры. Обитатели фермы олицетворяют самые ужасные людские пороки, а сама ферма становится символом тоталитарного общества. Как будут существовать в таком обществе его обитатели – животные, которых поведут на бойню?

Джордж Оруэлл

Классический детектив / Классическая проза / Прочее / Социально-психологическая фантастика / Классическая литература