Читаем Разорвать порочный круг (СИ) полностью

Теряясь в догадках, боясь показаться скрягой и боясь потратить слишком много монет, Санса в конце концов остановилась на пяти серебренных оленях. Отсчитав нужную сумму, а остальные монеты ссыпав обратно в мешочек, она вытянула вперед руку, готовая ссыпать деньги в подставленную руку. Понявший все юнец моментально двинулся к ней и подставил открытую ладонь, в которую в считанные мгновения упали сверкающие монеты.

Не было сомнений в том, что Рамси видел, какую примерно сумму отдала она этому человеку, и Волчица лишь надеялась на то, что не просчиталась и никого своей оплатой не обидела. Как ни крути, но Джерси и его отряду пришлось изрядно поездить, чтобы достать этот кусочек пергамента и организовать проезд через вторую стену. За хорошую услугу и платить надо было хорошо. Так ее учили.

Забрав деньги, рыжеволосый благодарственно кивнул головой Сансе, затем — Рамси и, улыбнувшись сдержанно на прощание, покинул комнату, плотно прикрыв за собой дверь. Испарился так же быстро, как и появился, только листок пергамента остался после него да полегчавший кошелек. Волчица и не знала, радоваться такому исходу или огорчаться. С одной стороны, их ничего не связывало, с другой — хотелось хотя бы немного пообщаться с Джерси, почувствовать, что их соединял не только уговор. Странным было такое ощущать, ведь ранее она не рассматривала встречных людей как должных собеседников и даже в мыслях не держала выслушивать их треп и разглагольствования. Человек либо просил, либо выполнял приказ. Третье было дано только очень узкому кругу, в который попасть было практически невозможно. Сейчас же Санса была рада общению с любым прохожим, даже таким надоедливым, как этот рыжий Джерси. Скорее всего, это давали о себе знать месяцы, проведенные в заточении и в ограниченном общении с людьми. В это время для нее стерлись границы и претерпели изменения взаимоотношения с окружающими. Всю свою жизнь она делила людей на своих и чужих, на преданных ее семье и преданных другим домам. После же своего «путешествия» она почувствовала, что перестала разделять всех по этому принципу. Теперь она видела просто людей, пробирающихся по своему тернистому пути жизни и случайно пересекшихся дорогами с ней. Ничто не было вечным или постоянным, так и люди: менялись, двигались дальше, и хорошо, если кому-то было с ней по пути, хоть и временно — это тоже участок, который надо было пройти.

Кажется, она слишком увлеклась своими мыслями и до сих пор стояла на том же месте, глядя перед собой в пустоту. А на нее взирал Болтон.

— Я не много ему дала?

Рамси вгляделся в нее, помолчал пару секунд и, наконец, тихо произнес:

— По-моему можно было меньше дать — у нас не так много денег.

— Ты так думаешь? — она замолкла, выдержала напряженную паузу, во время которой выбрала не смотреть на Рамси, и затем продолжила: — Я не знаю. Показалось, что его помощь стоила никак не меньше. Он ведь нас спас, отвез сюда, пропуска достал… — повисла тяжелая тишина. — Мы могли бы быть мертвы или переданы патрулирующим эти земли отрядам.

Волчица перечисляла все это и все равно не развеяла своих сомнений насчет уместности отданной Джерси суммы. В голове безостановочно скакали мысли о том, что он их спас, но в противовес этому на ум приходила мысль о том, что дальше им тоже надо было на что-то жить. Сейчас не те времена, чтобы за оказанную услугу расплачиваться золотом.

С подобной дилеммой Старк повстречалась впервые и пока не сумела придти к согласию с самой собой, задавалась вопросом, неужели так чувствовали себя простолюдины, когда платили за что-то. Для нее это было неприятной ситуацией, после которой еще некоторое время держался горький осадок.

Болтон же в это время продолжал говорить:

— Впредь с деньгами надо быть экономнее, иначе на оставшуюся дорогу не останется, — он выдержал паузу, подумал о чем-то, а затем проговорил, избегая смотреть жене в лицо: — Не хочу приплыть на Драконий Камень без копейки в кармане.

Волчице было неловко сейчас стоять перед Рамси: с одной стороны, он на нее не кричал и не ругался, с другой — явно был расстроен количеством отданных монет. Не зная, как лучше отреагировать, Санса проговорила:

— Хорошо. Прости, что так вышло.

Бастард закивал мелко головой, выдавил маленькую смущенную улыбку и потупил взор к одеялу.

— Джерси… он… Как ты думаешь, с ним тоже произошло что-то, из-за чего он такой? С ним не легко.

— Думаю, что да. Удивительно, не правда ли? Никогда бы не подумала, что буду так рассуждать, — Старк замолкла, в задумчивости возвела глаза к потолку. — Интересно было бы узнать его историю. Мне кажется, ему есть что рассказать, — проговорила она, присаживаясь на постель.

Рамси пристально на нее смотрел, словно дожидался чего-то и молчал. Санса провела рукой по его виску, убрала со лба челку.

— Он тебя не сильно разозлил?

— Нет, не сильно. Скорее даже удивил… застал врасплох, — Болтон оживился, зажестикулировал руками. — Я был потрясен, когда он так просто сюда вломился, сбросил вещи все со стула и стал командовать, чтобы я убрал нож.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Образы Италии
Образы Италии

Павел Павлович Муратов (1881 – 1950) – писатель, историк, хранитель отдела изящных искусств и классических древностей Румянцевского музея, тонкий знаток европейской культуры. Над книгой «Образы Италии» писатель работал много лет, вплоть до 1924 года, когда в Берлине была опубликована окончательная редакция. С тех пор все новые поколения читателей открывают для себя муратовскую Италию: "не театр трагический или сентиментальный, не книга воспоминаний, не источник экзотических ощущений, но родной дом нашей души". Изобразительный ряд в настоящем издании составляют произведения петербургского художника Нади Кузнецовой, работающей на стыке двух техник – фотографии и графики. В нее работах замечательно переданы тот особый свет, «итальянская пыль», которой по сей день напоен воздух страны, которая была для Павла Муратова духовной родиной.

Павел Павлович Муратов

Биографии и Мемуары / Искусство и Дизайн / История / Историческая проза / Прочее
1984. Скотный двор
1984. Скотный двор

Роман «1984» об опасности тоталитаризма стал одной из самых известных антиутопий XX века, которая стоит в одном ряду с «Мы» Замятина, «О дивный новый мир» Хаксли и «451° по Фаренгейту» Брэдбери.Что будет, если в правящих кругах распространятся идеи фашизма и диктатуры? Каким станет общественный уклад, если власть потребует неуклонного подчинения? К какой катастрофе приведет подобный режим?Повесть-притча «Скотный двор» полна острого сарказма и политической сатиры. Обитатели фермы олицетворяют самые ужасные людские пороки, а сама ферма становится символом тоталитарного общества. Как будут существовать в таком обществе его обитатели – животные, которых поведут на бойню?

Джордж Оруэлл

Классический детектив / Классическая проза / Прочее / Социально-психологическая фантастика / Классическая литература