Разорвать тишину

— Ой лышенько, — вздыхала сидящая рядом на мешке баба в пуховом платке. — На смерть везут людину…

День был тяжелый, но ночь была еще тяжелее. Вера и Санька уснули лишь под утро, когда над рекой поплыли первые клубы тумана. Алексей, ругая себя последними словами, так и не сомкнул глаз. Продукты, взятые из дома, давно закончились, его жена и сын легли спать голодными, они ничего не сказали, но от этого было только хуже. Вместо того, чтобы суетиться, что-то искать, перевернуть всю баржу, но найти, он, как и все остальные, сидел и покорно ждал, когда их высадят на берег, прямо возле продуктового магазина. Ему надо было еще засветло подготовить место для ночлега, найти брезент и соорудить что-то вроде палатки, а он, как тряпка, сидел и ждал, когда кто-то побеспокоится о его семье…

В ту ночь он клялся себе больше никогда ничего не ждать и не надеяться; другой жизни не существует, она прошла и растворилась где-то за спиной — есть только здесь, и сейчас; есть река, мороз, черное небо и голодные, замерзшие жена и сын. И им надо любой ценой выжить в этом диком краю, среди людей, постепенно забывающих, что они люди.

Ранним утром, как только на реку опустился туман, он познакомился с матросом из команды. Результатом знакомства стали две буханки хлеба, несколько луковиц и морковь. А сегодня, вот, еще и картошка…

— Вот, возьмите. — Алексей оглянулся по сторонам, незаметно отсчитал пять белых бумажек и сунул их в раскрытую ладонь человека. Речник, продолжая смотреть на реку, спрятал деньги в карман брезентового плаща. Оставалось решить еще одну проблему.

— Послушайте, — решительно сказал Алексей, — я дам вам еще пятьдесят рублей, дам сто, отдам твидовый костюм, почти новый. Только дайте взглянуть на карту. Мне хватит трех минут. Я никому не скажу…

Матрос подумал, сплюнул за борт и медленно, словно нехотя, повернулся к Алексею. Его прозрачные, слезящиеся глаза не выражали ничего, кроме усталого равнодушия:

— Карта у капитана. Нам запрещено говорить ссыльным куда их везут. Не проси меня больше ни о чем таком, паря, иначе поссоримся. Хлеб и картошка здесь, — он ткнул носком сапога холщовый мешок, лежащий за чугунный кнехтом. — Возьмешь, когда я уйду. И неси незаметно, чтобы с мостика не заметили. У команды самой жрать нечего, — речник еще раз сплюнул в воду и взялся за поручни трапа. — Мешок завтра принесешь. Еще что-нибудь придумаю. Денег больше не надо — что здесь на них купишь, кроме спирта? А вот костюм неси. Обменяю.

— Но хоть сколько плыть, сказать можете? Или тоже секрет?

— Да откуда мне знать, чудак-человек, — усмехнулся матрос, поднимаясь по железному трапу. — Мы, вон, за головной баржей идем. Там начальство. Наше дело маленькое, — следовать их курсом.

— Понятно… — Алексей наклонился за мешком, подождал, пока закроется дверь рубки и уже собрался идти, как дверь снова хлопнула.

— Эй, паря… — окликнул его сверху речник. — Ты думаешь нам, что лес возить, что людей, как скотину, — все едино? Смотри вон за ними, — он махнул рукой вперед, туда, где по блестящему на солнце разливу, дымя трубой, шла головная баржа. — Если они до водораздела повернут на восток, значит, идем к Нарыму — в Васюганьские болота. Если поменяют курс на север и пойдут вниз по течению Оби, значит, вас везут к Кадыму. Теперь тебе легче?

Алексей ничего не понял, но зачем-то кивнул головой.

— А люди, люди там есть? У меня жена и сын, мне надо…

— Какие люди, — со злостью ответил матрос, стараясь скрыть за напускной грубостью сочувствие. — По левому берегу на тысячу верст топи. Болотное море называется. По правому есть поселки — на Кадыме и Каменке, но с долины Оби туда не добраться. Заболочено все, к чертям. Жди зимы, паря, зимой по льду можно попробовать.

— Спасибо, — дернув щекой, поблагодарил речника Алексей.

Через два часа караван барж, повернув на север, пошел вниз по течению.

* * *

На следующее утро, когда все пространство Оби покрылось густым туманом, а белый иней, облепивший тросы лееров, превратился в капельки воды, когда снова тоскливо зазвенели судовые колокола, случилось непредвиденное. Вернее, все случилось еще ночью, но узнали утром.

— Алеша… Алексей Сергеевич… да проснитесь же, — доносилось откуда-то из другого мира. Спящее сознание не пропускало внешние звуки, превращая реальность в продолжение сна. Голос становился все ближе и настойчивее, за рукав кто-то потянул. Алексей открыл мутные, сонные глаза и рывком сел, сбрасывая с головы пальто. Рядом тут же приподнялась голова Веры. По палубе ползли густые клубы тумана, скрывая за серой пеленой контуры надстройки. Было холодно, тихо и безветренно. Перед лежаком из чемоданов стоял взволнованный Аркадий Борисович.

— Что случилось? — тихо спросила Вера и сразу накрыла рукой спящего Саньку. Там, где лежали бездомные, кто-то с хрипом закашлялся.

— Верочка, вы спите, спите… — суетливо забормотал старик, поправляя очки. — Ничего не случилось, все хорошо… Я к Алексею Сергеевичу, как к врачу, за советом. Старость, знаете ли, здоровье что-то… Не обращайте внимания, спите… Алеша, можно вас на минуточку?