Разрубить гордиев узел

– Ну, сейчас обследования начнутся, потом решат. У них есть какой-то хирург супер-пупер, который с гамма-ножом работает, но он сильно занят. Может, ему денег надо дать, чтобы пораньше принял?

– Я все сделаю, Юрочка, – вытирая слезы, поспешно заговорила Юля. – Сейчас такая медицина, все будет хорошо, проведут тебе операцию, подлечишься, а потом… потом мы с тобой в санаторий поедем, и я буду рядом, – слова вырвались сами по себе, против ее желания.

Хотя кому она врала: конечно, она всем сердцем желала остаться сейчас рядом с Юрой. Она что-нибудь придумает, соврет Леше. Поссорится с ним, в конце концов, и скажет, что ей надо побыть одной эти три недели. Урвет их у судьбы. Сейчас это все не важно. Важно, чтоб Юра жил.

Юра неожиданно взял ее за голову и развернул к себе, поймал заплаканный взгляд, который она пыталась спрятать.

– Юлька, ты слышишь? Мне надо, чтобы ты всегда была рядом. Только так я буду жить.

Ольга

День прошел в выматывающем безделье. Утром ей позвонили из клиники по деликатному вопросу. Несколько дней назад к ним обратилась известная светская львица и скандалистка Эжени Подольская, которая решила родить ребенка от своего престарелого любовника. При упоминании сестры Ольга вздрогнула: никто в клинике не знал, что они родственницы. Много лет назад, покоряя светский олимп, Эжени создала себе легенду, по которой она была сиротой, потомком древнего обедневшего дворянского рода, явившейся покорять столицу, как ее прабабушка в прошлом веке. Ольга не возражала: статус сестры первой светской скандалистки ее вовсе не прельщал. И вот теперь сестра заявилась в ее клинику, чтобы сделать ребенка, но ей, Ольге, она почему-то забыла об этом сообщить.

Впрочем, логика сестры была ей понятна. Едва услышав о ребенке, Ольга бы выставила ее за двери. Поэтому Эжени отправилась к Валерию, вдохновившись статистикой и городской легендой, что именно на долю их клиники приходится самый высокий процент удачных беременностей.

Минуя Ольгу, Эжени приехала в клинику с генералом, и теперь врач, которому повезло вести пару, звонил ей, чтобы посоветоваться.

По его оценке, эмбрионы Эжени и генерала – это нечто из разряда фантастики. С последним вообще сюрприз вышел: генерал сделал вазектомию много лет назад (видимо, Эжени была у него не первым увлечением). Поэтому пришлось делать пункцию и искать более или менее жизнеспособные экземпляры. Их не нашли. Врач предположил, что, возможно, генерал переболел паротитом во взрослом возрасте и стал стерильным. В любом случае он может рекомендовать только привлечение донора, но не знает, как сообщить об этом светской львице, чтобы избежать грандиозного скандала. Судя по всему, та не в курсе всего героического прошлого любовника. По тону врача было понятно, что ему не терпится переложить кошмарную миссию на кого-то другого. Ольга успокоила беднягу, что все возьмет на себя, и по обыкновению решила сразу разделаться с плохими новостями.

Она позвонила сестре и рассказала ей, что в курсе задуманного Эжени безумия и о результатах процедуры. Прервав поток слез и причитаний, Ольга повесила трубку. Взяла сумку со спортивными принадлежностями и тут же спустилась в спортзал, находившийся в соседнем доме. Ее обычного спарринг-партнера не было на месте, поэтому она просто полчаса ожесточенно колошматила грушу, потом побегала на беговой дорожке и потаскала железо. Вымотавшись и почувствовав наконец прилив эндорфинов, она остановилась. Вернулась к себе, набрала полную ванну, накидала туда все имеющиеся в запасе ароматические бомбы, зажгла свечи и включила какую-то медитацию. Через несколько минут медитация начала раздражать. Нет, не ее жанр. Лучше уж новости.

Наскоро обтершись большим полотенцем и так и оставшись завернутой в него, она прошлепала вначале на кухню, где с грустью посмотрела на единственную бутылку кефира, которая изображала видимость еды в холодильнике. Лениво подумала, не заказать ли ей что-нибудь навынос, но отдала предпочтение бокалу красного вина.

С бокалом в руке она прошла в «большую» комнату – так ее называл дедушка. Большая и маленькая комнаты. Старомодные, раздельные, ничуть не соответствующие требованиям времени. Когда Ольга ремонтировала квартиру, она потребовала оставить в ней колорит девяностых и двухтысячных, в которых выросла. Ей казалось, что там, в этом антураже, остался их детский смех – ее и сестер. Строгий дед, призывающий их к порядку. Порхающая, словно ночной мотылек, мать. Как же Ольга любила ее в начале и почти ненавидела в конце.

Мама всегда была далеко. Родив трех дочерей от троих разных мужей, она нашла свою любовь на Кубе и улетела туда, оставив дочерей с дедом. Насладившись кубинской бедностью и безработицей, уже со вторым кубинским избранником она нелегально пересекла границу со Штатами, где вскоре повстречала новую любовь всей жизни – ирландского пьяницу, лишившего ее половины зубов. Решив восстановить красоту в Турции, мама прямо в аэропорту Измира встретила новую любовь – водителя такси, который вез ее из аэропорта в гостиницу.