Разрубить гордиев узел

– Здесь я решаю, ясно?

Выхватив из рук официанта графин, он налил стопку до краев и опрокинул ее в себя одним махом. Затем подцепил вилкой и закинул в рот несколько грибов, а потом развалился на стуле и сыто рыгнул:

– Хорошо.

В глубине души Эжени уже проклинала себя за эту затею. Надо было все сказать дома, вдали от свидетелей. А если бы и там Альберт повел себя как свинья, она бы от души его отколошматила. Генерал даже в состоянии сильного опьянения не позволял себе поднимать руку на женщину, и Эжени частенько этим пользовалась. Но ей захотелось праздника. Что в этом такого? Как часто у нее вообще в жизни были праздники? Она не могла вспомнить. Все время ей приходилось что-то вырывать, выгрызать, выдергивать у судьбы. Постоянно отстаивать свое место под солнцем. Прогибаться под тех, кто сильнее и могущественнее. Улыбаться и мести хвостом перед теми, от кого она зависела. Говорить комплименты сквозь зубы. Умываться в туалетах холодной водой, чтобы скрыть то, что она плакала. Однажды ей даже пришлось плыть вслед за яхтой, откуда богатые друзья шутя ее выбросили. Потому что никогда не считали ее ровней. И Альберт был ее единственным, последним шансом стать этой самой «ровней». С женой генерала и матерью его наследника не посмеют так обращаться.

– Альберт, ты скоро станешь отцом, – без экивоков сквозь поджатые губы сообщила ему Эжени.

Ладно, пусть сегодняшний день один из самых паршивых в ее жизни, но будет и на ее улице праздник.

– Что? – генерал застыл с вилкой, на которую уже успел подцепить новый хрустящий грибочек и лук. Переваривая услышанное, он все-таки отправил закуску в рот и принялся задумчиво жевать.

– Что слышал, – огрызнулась Эжени, – ты станешь отцом. Сегодня утром у суррогатной матери тест показал две полоски.

– Я? – переспросил генерал, прекратив жевать и даже отодвинув графин с водкой в сторону. Эжени на мгновение показалось, что взгляд его стал ясным и в нем мелькнуло что-то похожее на радость.

– Ты, – неуверенно кивнула она.

– Я стану отцом? – еще раз переспросил Альберт Ильич.

– Что ты как идиот переспрашиваешь? – не выдержав, вспылила Эжени.

– Почему я переспрашиваю? – словно попугай повторил Альберт. А затем что есть силы стукнул кулаком по столу и закричал во всю мощь генеральских легких: – Ах ты шалава! Я переспрашиваю, потому что не могу стать отцом! Ни при каких обстоятельствах!

Альберт отбросил вилку на тарелку с такой силой, что на них обернулись гости, сидящие за столами поодаль.

– Вот уж глупости! – Эжени пыталась звучать уверенно, но внутри стал расползаться легкий холодок. – Я сейчас все тебе объясню. У тебя нашли здоровых сперма…

Генерал снова рассмеялся. Да так, что слезы потекли из глаз. Посетители ресторана и эта чернь, официанты, смотрели на них, уже не скрываясь. Эжени не знала, как ей реагировать. Ей хотелось одновременно плакать и вцепиться Альберту в волосы. Из последних сил она сдержалась.

– Тебе плохо? – неуверенно спросила она генерала.

Тот помотал головой и, вдруг так же внезапно успокоившись, спросил совершенно трезвым голосом:

– Чужого ребенка решила на меня повесить?

– Почему чужого? – возмутилась Эжени, впрочем, уверенным ее голос уже не звучал. – Это твой… наш ребенок! У нас все получилось!

– И это ради тебя и чужого выблядка я ушел от Авдотьи? – обращаясь к себе, поинтересовался генерал. Он выглядел искренне удивленным.

– Не смей так говорить о нашем малыше! – взвизгнула Эжени, чувствуя себя уязвленной до глубины души.

Генерал помолчал, затем окинул Эжени ледяным взглядом, и она вдруг отчетливо поняла: это конец.

– Я не могу иметь детей, Евгения. Я перенес свинку во взрослом возрасте и стал совершенно стерилен. Тебе об этом, видимо, не сказали.

Он встал, одернул форму, разве что каблуками не щелкнул. Медленно обойдя стол, подошел к Эжени и наклонился к ее декольте, которое еще несколько месяцев назад казалось ему на удивление привлекательным, а сейчас не вызывало ничего, кроме отвращения. Наклонившись к ней так близко, чтобы только она могла расслышать сказанное, Альберт Ильич прошипел ей на ухо:

– Ненавижу стерву. Ты мне всю жизнь испоганила, – после чего кивнул ей даже доброжелательно и, пошатываясь, но все еще чеканя шаг, направился к выходу.

– Как будете оплачивать? – официант взялся из ниоткуда и смотрел на Эжени, как ей показалось, укоризненно. Словно разглядел в ней ту, кто не может оплатить собственный счет в ресторане.

– Какого черта ты мне задаешь такие вопросы? – взвилась она, чувствуя настоятельную потребность обрушить на кого-то все горе, и ненависть, и ощущение того, что корабль отплывает без нее, а тоненький мостик, с которого она так и не успела сделать шаг на борт, летит в океан, и она вместе с ним. А те, стоящие на корабле, над нею насмехаются и предлагают догнать, если сможет. – Ты за кого себя принимаешь? Ты мне не ровня! Вы все мне тут не ровня!

Ольга