Разруха

Бронированная комната с сейфами в отеле «Нью-Отани» была маленькой и незаметной, вход прямо из фойе. Его всегда сопровождал специальный сотрудник в черной ливрее, который вставлял свой ключ в сейф номер тридцать три, поворачивал его, словно совершал священнодействие, и деликатно исчезал. Боян доставал свой «уникальный», как выразился Тони Хури, ключ и минут десять торчал перед распахнутой дверцей пустого сейфа, который до такой степени напоминал ему консервную банку, что иногда он чувствовал запах недоеденных рыбных консервов. Он смотрел на часы, заводил их (что было совершенно лишнее) и отупело шагал к своему припаркованному в ближайшем переулке Москвичу. Домой возвращался часов в шесть, падая с ног от бездействия, постаревший, надеясь, что его встретит приветливое заикание Марии. У него болела голова — от голода и усталости, но больше всего ему хотелось с кем-нибудь поговорить.

* * *

Одним неприветливым февральским утром Боян, отряхнув мокрый снег с пальто, оставил его в гардеробе и был встречен многозначительным оживлением Жана. Направляясь к нему через фойе отеля, он заметил его нетерпеливые жесты. Синкопированные взмахи рук бармена чем-то напоминали заикание жены.

— Господин Тилев, — сахарной улыбкой с сиропом в голосе приветствовал его бармен, — ваша фура уже в подземном паркинге, ждет вас… Все вас там ждут, я им сказал, что обычно, — он понизил голос на «обычно», словно произнес буддистскую мантру, — вы приходите с десяти часам.

— Какая фура? — от неожиданности резко спросил Боян.

— Как это «какая»… ваша, с «Мальборо», — Жан шаловливо погрозил ему пальцем. — А вы хитрец, господин Тилев.

Боян почувствовал, как у него подкосились ноги, влажные газеты обмякли в руке. Он с таким нетерпением, так отчаянно ждал этого часа, что оказался к нему не готов.

— Ваш кофеек, — бармен пододвинул к нему чашечку дымящегося кофе, — ну, вы и хитрец…

Боян маленькими глотками выпил горький напиток, пытаясь собраться с мыслями, которые разбегались, как разыгравшиеся дети. «Значит, все это правда, — сказал он себе. — Как ни странно, все оказалось правдой». Задержал взгляд на циферблате своих советских часов и машинально их завел.

— Как мне пройти в подземный паркинг, Жан?

— Спуститесь лифтом на нулевой этаж, — ответил бармен, окрыленный его доверием, — а потом налево.

В подвале на него пахнуло подземельем, прошлогодним холодом, плесенью, свежевыстиранным бельем и дорогим стиральным порошком. Прислонившись к тележке с постельным бельем, у стены хихикали две пухленькие горничные. Юбчонки у них были коротковаты, попы вызывающе обтянуты, «ну и что», — смущенно окоротил себя Боян. И дал себе отчет, что замечает все подробности, но думать не способен. Он остановился, выкурил полсигареты и почувствовал себя еще хуже. Свернул налево в длинный коридор, одна из ламп дневного света мигала, издавая идиотский скрипучий звук. «Нужно позвонить Марии», — сказал он себе и тут же вспомнил, что она сейчас на работе, да и чем она могла бы ему помочь. Перед тем, как войти в гараж, он поправил на себе галстук, одернул пиджак. Следовало выглядеть солидным бизнесменом.

Огромное помещение было полутемным, промозглым и тихим, по нему гуляло эхо. В гараже стояло несколько грузовичков, припаркованных «сикось-накось», два внушительных Мерседеса, а у самого входа возвышалась фура, крытая серым непромокаемым брезентом. Вокруг нее с десяток крупных мужиков нервно дымили сигаретами, издалека он увидел, что все они — арабы. Боян подошел к кабине и снова поправил на себе галстук. За рулем сидел плешивый шоферюга в толстой засаленной куртке, казалось, сшитой из того же брезента, что и чехол на фуре. Он мрачно, как-то скандально, ухмыльнулся, блеснув золотым зубом.

— Ты Тилев? — хмуро спросил шофер.

— Я господин Тилев, — довольно резко и неожиданно для себя окоротил его Боян, но голос ему изменил, дав петуха.

— Давайте, разгружайте уже, подписывайте и отпускайте меня, а то я со вчерашнего вечера сижу в этом ледяном погребе. Жена заждалась, чтоб я ее трахнул.

— Что подписывать? — Боян испугался, что его заметная неуверенность перерастет в панику.

— Это ж ты — «Юнион табако»? — шоферюга выпрыгнул из высокой кабины, стянул с сидения свой ученический портфель и вытащил пачку документов. — Нужно заполнить таможенную декларацию.

Боян взял бумаги и попытался их читать, но буквы сливались у него перед глазами, он ничего не мог понять, в глазах защипало от подступивших слез.

— Но здесь написано «дамские прокладки», — просипел он пересохшим горлом.

— А что ж еще? — шофер глянул на него с восхищением, как Жан, словно хотел сказать: «Ну, ты и жук, вот только не надо морочить мне голову!» — Эти ж прокладки на ощупь в упаковках — как сигареты, и вес такой же. Не «гвозди» же им писать или рельсы, ну?

Он слюнявил средний палец и перелистывал им бумаги, а указательным показывал Бояну, где ставить подпись. Затем перегнул всю пачку документов, сунул их в конверт в пятнах машинного масла и протянул ему.

— Давай, Табако, разгружай товар, мне — сто долларов и адью, жена уже ждет, тепленькая.