Разрушение

Его укус пришелся на самое восприимчивое к ощущениям место, где задница переходила в бедро — новый вид боли, пробудивший меня. Эллиот раздвинул мои бедра, раскрыв мою плоть для своего языка. Его пальцы грубо двигались во мне, а язык воплощал собой нежность, пока доктор посасывал мой клитор.

— Эллиот, — пропищала я. — Пожалуйста. Позволь мне. Я дико хочу кончить для тебя.

Давление ослабло, превратившись лишь в прикосновение, но Эллиот не перестал двигаться, так что, когда я содрогнулась, сжав мышцы вокруг его пальцев и взорвалась в его рот, оргазм длился до тех пор, пока я не перестала чувствовать кости в своем теле. Мое освобождение стало открытым неповиновением и капитуляцией. Нахер его. Нахер мир, говорящий о невозможности остаться с ним. Он владел мной своей грубостью и нежностью. Нахрен этот секс. Я принадлежала Эллиоту.

Мужчина уложил меня на пол и навис сверху, размещаясь между моих ног. Я потянулась к его штанам, но он ударил меня по руке и сам достал свой член.

— За всю свою жизнь я не трахал никогда так жестко, как сейчас собираюсь трахнуть тебя.

— Мне нравится, когда ты…

Мне так и не удалось закончить предложение, потому что он вошел в меня, скользнув по моим же сокам и его слюне, превратив мои слова в стон.

Эллиот трахал меня так жестко, как и обещал, но медленнее, чем ожидала я, позволяя каждому толчку взрываться блаженством, таять, а затем снова возрастать. Я взяла в руки его лицо, потому что не могла поверить в его красоту, но он отнял их от себя и прижал над моей головой. Его движения набрали темп, став более глубокими, его тело прижималось ко мне с каждым ударом.

— Я… Боже… — ахала я. — Еще раз. Я снова кончу.

— Да. Кончишь. Со мной.

— Скажи, когда. Скажи…

— Сейчас, Фиона. Сейчас.

Я поймала первые секунды его оргазма. Его лицо покраснело, одновременно напрягшись и расслабившись. Это моя заслуга. Я привела его к этому. И с этой мыслью я произнесла его имя и взорвалась вокруг него.

Мы замедлили ритм, забирая поцелуями остатки нашего удовольствия. 

ГЛАВА 37

Эллиот

Фрейд определял три уровня подсознания. Они находятся в постоянной борьбе. Животный инстинкт, который хочет причинять боль, совокупляться, есть и испражняться. Высшее естество, желающее любить, поддерживать умиротворение, поступать правильно и жить в обществе. И главный режиссер, присматривающий за двумя актерами и позволяющий животному искать еду, когда она нужна, а сознанию — взаимодействовать.

В большинстве случаев режиссер — судья и заглушает распри между двумя первыми, чтобы субъективность имела право на жизнь.

Но битва продолжается там, где ее не видели, и когда эго слабело, победитель выступал из-за занавеса и тянул за рычаги и выключатели.

Я принес Фиону в спальню и брал ее снова и снова. Она стала чувствительной раньше, чем я, открывшись и впустив меня, пока мне оставалось лишь теряться и превращаться в животное.

Без своей брони девушка была еще красивей, чем я представлял. Во сне ее веки подрагивали, ресницы светились медным цветом в утреннем свете — я любил ее. Просто любил. Когда она поморщилась во сне и прошептала:

— Нет, перестань. Мне больно, нет, — и зажмурила глаза от вспомнившейся боли, необходимость сорваться с кровати и предпринять что-то вновь стала терзать меня.

Война бушевала за кулисами слишком долго. Война между физической потребностью в ней и пониманием необходимости оставить ее. После нашего секса занавес пал, разорванный в клочья и сожженный на виду у зрителей.

Главный режиссер был повешен.

Посреди бедлама стояло животное. Мне хотелось делать все, что угодно, лишь бы уберечь ее от былой боли. Он пометил Фиону ею, а мне хотелось забрать ее себе.

Когда она перекатилась на живот, я провел рукой по ее спине, вниз к попке, пока не почувствовал углубление между ягодицами.

Фиона вдохнула и открыла глаза:

— И снова доброе утро.

Я залез на нее сверху, снова ощутив эрекцию, целуя ее плечи и затылок.

— Доброе утро, — запустил руку ей под талию и приподнял бедра. — На колени, пожалуйста.

Девушка выставила попку вверх. Я надавил ей между лопаток, прижав Фиону к кровати. Ее способ передать мне весь контроль и позволить делать все, что мне вздумается, взывал к моему животному инстинкту. Я одновременно хотел поглотить ее и уберечь.

Я проник в нее пальцами.

— Как часто ты просыпаешься влажной?

— Как только ты говоришь мне встать на колени.

Раздвинул ее ноги, проведя пальцами по плоти. Фиона простонала, и я прижался к ней эрекцией.

— Откройся для меня.

Девушка потянулась назад и раздвинула ягодицы, вдавливая мизинцы в кожу.

Я прижался членом к ее входу и скользнул внутрь. Знал, насколько узкой она была. Насколько влажной. Какой идеальной была ее плоть. Но у меня имелись другие планы.

— Прикоснись к себе. Заставь себя кончить.