Разрушение храма

— Да, кончился мой отдых, — неожиданно сказала Римма и снова вздохнула.

— Почему кончился? — удивился я.

— Потому что завтра я уеду отсюда…

— Что случилось?

— Так надо.

— Ну а все-таки?

— Ты можешь помолчать?

— Нет, не могу!

— Ну тогда я помолчу…

Мы разговаривали с ней, задавали друг другу вопросы, а те двое, в небе, сидели на своем закругленном серебристом крае земли молча и неподвижно.

— Может, все-таки останешься?

— Нет, надо возвращаться в Ленинград. А то я, чего доброго, еще влюблюсь в тебя, а ты все жену свою никак забыть не можешь. А я третьих лишних не люблю. Начну психовать, дров наломаю…

— Римма, — впервые за все наше знакомство называю я ее по имени, — не уезжай, Римма…

Она закрывает свои так уставшие за этот день глаза. Слабая улыбка трогает ее губы.

— Скажи еще раз, — просит она.

— Не уезжай, — повторяю я.

— Нет, назови меня по имени…

— Римма, — говорю я. — Римма! — говорю я громко. — Ри-им-ма, — произношу я тихо, почти полушепотом.

Она вдруг резко встает. Выпрямляется. Кладет руки на голову — закрывает уши.

— Нет, нет, — шепчет она с закрытыми глазами, — не надо так говорить, не надо…

Я смотрю на нее снизу вверх. Вся заостренность, вся угловатость, вся усталая худощавость ее фигуры — все ушло куда-то, исчезло. Передо мной снова та самая Римма, которая поднималась вместе со мной сегодня утром в гору в своем голубом сарафане, которая сбросила этот сарафан вот на этой поляне, которая бегала в своих мини-бикини за Эллой вот по этой поляне, которая смотрела на меня сегодня, заложив руки за спину, когда я вернулся с чайником родниковой воды, которая так пронзила все мое мужское существо своей женской статью (хрупкие детские плечи, молодая нежная грудь, чуть выпуклый загорелый живот и тот особый, девичий излом талии, который большой пушистой лапой «взял» мое сердце и тут же отпустил).

Я поднимаюсь на ноги. Я стою рядом с Риммой. Большие зеленые планеты и фиолетовые звезды светят на нас своим потусторонним космическим светом. А те двое, в небе, на серебристом закругленном крае земли, продолжают неподвижно и отрешенно сидеть на своем месте, пристально и внимательно разглядывать нас из своего космического далека.

И я вдруг начинаю видеть нас (себя и Римму) их взглядом, с их точки зрения.

Из фиолетового космического далека я вижу охваченную ночным мраком землю, охваченное ночным мраком море и освещенную зеленым планетарным сиянием вершину горы, на которой стоят двое.

Они стоят на краю обрыва, на краю мира, на краю своего прошлого.

Они стоят рядом друг с другом, почти касаясь друг друга своими почти обнаженными телами.

…Двое над миром. (Формула бытия.) Двое над миром рядом друг с другом. (Формула бытия, противостоящая формуле бездны.) Двое над миром рядом друг с другом на пороге откровения.

Я вижу, как он кладет ей руку на плечо. Она поднимает голову. Она смотрит на него снизу вверх.

Он кладет ей на плечо другую руку. Она опускает голову. Он смотрит на нее сверху вниз…

И я вижу, как, не отделяясь друг от друга, параллельно друг другу, они медленно и одновременно взлетают с вершины своей залитой зеленым планетарным сиянием горы, отрываясь от земной очевидности, вырываясь из плена земли в надличный, сказочный, вероятностный звездный мир…

И, увеличившись неправдоподобно в размерах, заняв чуть ли не треть черного звездного неба длиной своих серебристых обнаженных тел, они начинают таинственно и загадочно двигаться в призрачной земной невесомости, неторопливо и плавно вращаясь друг около друга, кружась друг около друга в своем замедленном космическом трансе, танцуя друг для друга свой возвышенный звездный полонез, совершая эллиптические обороты один вокруг другого, — словно две планеты, находящиеся в зоне общего и одновременно взаимного притяжения.

Они движутся, парят, кружатся на фоне звездного южного неба, они плывут в мироздании (тела их прозрачны — сквозь них видны звезда), и все начинает двигаться и кружиться вслед за ними и вместе с ними — горы, леса, реки, озера, сады, ветви деревьев, плоды, гигантские зеленые окружности, коралловые спирали, гирлянды георгиновых соцветий, пунцово пульсирующие сферы, алые маки, багровые гроздья…

Двое в полете. Двое в свободном парении. В беспосадочном, фантастическом перелете за край мироздания, где плюс равен минусу, клубится прах небытия, простерла свои владения бездна и результат может свести на нет все усилия, как бы велики они ни были.

Двое в полете. Из своего фиолетового космического далека я вижу их лица — они бесстрастны и непроницаемы. Глаза закрыты, сжаты губы, обтянуты скулы, ввалились щеки. И только трепет ресниц выдает напряжение плоти.

…Вспышка. Запуск. Стартует ракета, рвется вверх острием металлический карандаш, чтобы вычеркнуть из длинного списка тайн творения еще одну строчку.

Вспышка. Запуск. Стартует ракета, бросается в небо миллион лошадиных сил — выше, выше, быстрее, быстрее, стремительней! Отделись от земли! Вырвись из плена привычного.

Вырвался!

Отлетел… Оторвался, отчалил, пошел сбрасывать ступени одну за другой. Упал затылком на холод ночной земли.