У Джасминдер был большой опыт общения с британскими СМИ. Она не только редактировала ежемесячный журнал, но и писала статьи для газет, к ней обращалась Daily Mail , она участвовала в программе «Начни неделю» на Radio 4, а также участвовала в дискуссионных программах. Она даже участвовала в программе « Время вопросов» — телевизионной программе, которой так гордилась ее мать. Поэтому она думала, что понимает методы и безумие британской прессы.
Чего она не испытывала раньше, так это того, что она оказалась в центре безумия СМИ. Она не представляла, насколько взрывоопасной будет история, в которой шпионское агентство сочетается с молодой привлекательной женщиной из этнического меньшинства, и как долго продлится волнение.
Было достаточно неприятно обнаружить ту же стайку фотографов и репортеров у ее входной двери на второе утро после того, как она пошла на работу, но многие из них были там и тогда, когда она вернулась домой, а некоторые все еще были здесь на третий день ее пребывания в новом доме. работа. Кто-то даже написал в твиттере о ее присутствии в местном бистро, когда она ужинала там с Эммой.
Джасминдер ненавидела это вторжение. Но стало еще хуже, когда МИ-6 (по-видимому, сам Си) приняла решение сделать ее частную резиденцию более безопасной. Поскольку она стала такой знаменитостью, редакторов предупредили, чтобы они не называли ее дом, но некоторые фотографии, которые они опубликовали, ясно показали, где она живет.
Итак, однажды вечером Жасминдер пришла домой и обнаружила небольшую группу техников, устанавливающих новые замки на ее передней и задней дверях. Ковер был свернут и проложены провода для тревожных кнопок. На ее входной двери была установлена блестящая новая видеодомофонная система, а женщина, жившая в квартире наверху, стояла на лестнице, жалуясь на то, как все это произведет на нее впечатление. Она была в безопасности? она хотела знать. Их собираются убить в своих постелях? Когда-то уютное место Джасминдер больше не казалось домом; она жила в Форт-Ноксе.
Ее первая неделя в МИ-6 была заполнена безжалостной серией вводных инструктажей. Она понимала необходимость в них, но все же расстраивалась из-за того, что не могла выполнять работу, которую ей поручили выполнять, хотя даже это представляло сложность: работа Джасминдер заключалась в том, чтобы представлять Службу внешнему миру, но все же запросы средств массовой информации, поступающие в МИ-6 в данный момент, касались ее, а не Службы.
Когда она торопливо выпила чашку чая во время короткого перерыва и просмотрела стопку телефонных сообщений на своем столе, она поймала себя на том, что боится вернуться в свой только что укрепленный дом и еще одной утренней свалки журналистов у входной двери.
Тогда на помощь снова пришел Лоуренс. Со времени своей первой ночи с ним она видела его несколько раз, но потом он внезапно уезжал — встречался с клиентами в Копенгагене. По дороге домой после третьего рабочего дня у нее зазвонил мобильный, она посмотрела номер и тут же ответила. Ее голос, должно быть, выдал ее настроение, потому что Лоренц сказал: «Привет, дорогая, я вернулся».
'Слава Богу.'
— Ты звучишь ужасно. В чем дело?
Она объяснила, и он сразу сказал: «Квартира принадлежит банку, и я пользуюсь ею. Приходите и побудьте со мной несколько дней, пока суета не уляжется. Не волнуйтесь, так и будет. Ничто не задерживается в популярной прессе более пяти дней. Возьмите кое-какие вещи и езжайте на метро в Моргейт. Напиши мне, когда будешь на станции Энджел и будешь готов сесть на поезд, и я встречу тебя в Моргейте, где ты приедешь с северной линии».
Итак, в семь тридцать она увидела ее с маленькой ночной сумкой на эскалаторе на станции Моргейт. Она помахала рукой, когда увидела Лоренца, стоящего наверху и ожидающего ее. Пока они шли по Моргейту, он объяснил, что квартира банка обычно резервируется для коллег, приезжающих из-за границы; Лоренц временно одолжил ее, пока его развод шел грязным путем к завершению, потому что его собственная квартира была сдана в аренду.
Квартира в высоком здании со стеклянным фасадом была небольшой: одна приличная гостиная с кухней, отгороженной гранитной стойкой с барными стульями, и одна спальня. Это было современно, безлично и бездушно, но в то же время блаженно уединенно. Лоренц сказал, что понятия не имеет, кто еще живет в этом доме. Он редко кого видел и слышал. Максимум, что он заметил, это гул поднимающегося и опускающегося лифта. — Я думал, мы поедим, — объявил он, протягивая Жасминдер большой стакан Sancerre. — Так ты перестанешь оглядываться через плечо каждые тридцать секунд.
Он приготовил чесночные креветки и пасту, и они ели за стойкой, сидя на барных стульях. Когда она спросила его, где он научился готовить, он пожал плечами. «Моя мать редко появлялась рядом, а отец считал, что находиться на кухне — это не по-мужски. У меня не было большого выбора: если я не готовил, я не ел».
— Это было в Норвегии? — спросила она, желая узнать больше о его происхождении.