Разрушенная

Я видела Астрид и Нико вместе. Что это значит? Как случилось, что я после Зачистки оказалась в семье убитого премьер-министра? Две мои семьи – мама и Эми, Стелла и Астрид – оказались связанными, их судьбы переплелись, а я застряла где-то между ними. Все наступает, давит; решение только одно.

Бежать.

Глава 29

– Спорим, что отстанешь? – говорит Бен.

– Неужели?

Бен срывается с места, и я устремляюсь за ним. Тропинка слишком узкая, чтобы бежать рядом, но, по крайней мере, мы делаем то, чего давно уже не делали вместе и что, как мне казалось, навсегда осталось в прошлом: мы вместе бежим. Холодно и довольно темно, так что бежать во всю силу по незнакомой тропинке немного опасно, но Бен уже задал скорость. Оставаться лидером я ему не позволю. Когда-то мы бегали ради повышения уровней: их толкали вверх эндорфины. Мы могли говорить о чем угодно, не боясь, что упавший уровень отправит нас в отключку. Как многое изменилось с тех пор. Ни у него, ни у меня больше нет «Лево», и нам не надо бежать, чтобы не впасть в кому, но сегодня мне это нужно. И все же немного удивляет, что Эйден не стал возражать и даже позволил выйти за территорию колледжа. Может быть, понимает. Может быть, понимает слишком много.

Впереди внезапный вскрик. Бен поскальзывается, летит на землю и тяжело приземляется. Я едва успеваю вильнуть в сторону и не споткнуться о него.

– Ух!

– Ты как, в порядке?

– Вроде бы. – Он поворачивает ногу то влево, то вправо. – Да, все хорошо. Просто поскользнулся и упал. Даже растяжения нет.

Я протягиваю руку, помогаю подняться. Бен отряхивается.

– Давай пройдемся немножко шагом.

– Тебе точно не больно?

– Нормально. А с чего это тебе пробежаться захотелось? День был трудный? – интересуется Бен и берет меня за руку. Мы не спеша идем дальше по тропинке.

– Можно и так сказать.

– Хочешь поговорить об этом?

Я отвечаю не сразу:

– А ты не против, если не будем?

Он останавливается, притягивает меня к себе. Его глаза в лунном свете как два темных озера.

– Разговаривать – это один вариант. Есть и другой.

Одной рукой он обнимает меня за талию, другой берет за подбородок. Я чувствую себя как будто в двух местах одновременно: здесь и там, где он впервые меня поцеловал. Тогда тоже был вечер после пробежки, и все было так похоже на сегодня, словно я провалилась куда-то между прошлым и настоящим, между Беном, которого я знаю, и Беном, которого не знаю. И тут меня трясет и по щекам катятся слезы.

Он отстраняется:

– В чем дело?

– Не знаю. Кто ты? Кто я? Что это значит?

– Не грузись. – Бен улыбается. – Перестань думать. – И он целует меня снова и снова, пока прошлое не уходит, слезы не высыхают, а мы остаемся. Здесь. Ничего другого больше нет.

Возвращаемся поздно. Бен крепко держит меня за руку. В коридоре он тянет меня не в ту сторону, и я протестую:

– Моя комната в другой стороне.

– Нет, ты пойдешь со мной. Мы не обо всем еще поговорили.

Еще один коридор… поворот… ступеньки… Бен по-прежнему держит меня за руку. Поздно, я устала, но все во мне дышит и живет. Поговорить?

– А теперь потише, – шепчет он и, открыв дверь, заглядывает в комнату. В темноте на кровати кто-то спит. Крадемся к другой двери. Бен толкает ее и шепчет: – Подожди здесь. Скажу моему тюремщику, что вернулся, чтобы он успокоился и, если проснется, не стал меня проверять.

Переступаю порог. Бен закрывает дверь за мной, и я погружаюсь в темноту.

Слышу негромкие голоса, потом дверь открывается. Бен выходит.

– Минут через пять его и след простынет, – шепчет Бен, прижимая меня к себе. Целует в щеку, шею, и мое сердце стучит так громко, что его слышит, наверное, и студент за дверью.

Но потом он отпускает меня, поворачивается и включает настольную лампу. Тьма расступается. Я вижу скромную, тесную комнату: письменный стол да шкаф.

Узкая, односпальная кровать.

– Бен, мне нужно идти.

– Так легко ты не сбежишь. – Он улыбается, подталкивает меня к кровати и сам садится рядом. – Нам надо поговорить.

– Поговорить?

Бен озорно ухмыляется и берет меня за руку.

– Скажи-ка, из-за чего ты так расстроилась?

– Долго рассказывать.

– Вот уж чего-чего, а времени у меня с избытком.

Стоило лишь начать, и поток уже не остановить. Все, что я давно хотела сказать, высвобождается внутри меня и исходит словами.

В комнате холодно, и Бен накидывает на меня одеяло, а я говорю и плачу. Признаюсь, что сама не знаю, откуда я и кто такая. Рассказываю, как меня похитили АПТ и что со мной делали, почему меня зачистили и что случилось, когда его забрали.

Говорю о Стелле, но не о ее матери и убийствах – эта история не моя.

– Достаточно, – говорит наконец Бен. – У меня вопрос. При всем этом, почему ты расстроилась из-за того, что я тебя поцеловал?

– Нет, неправда. – Я качаю головой. – Это… это было чудесно. Дело в другом: как мы можем быть вместе, если ничего о себе не знаем.

Он качает головой:

– Я понятия не имею, откуда взялся и что случилось до того, как меня зачистили. Так что, по крайней мере, в этом отношении ты информирована лучше. Тебе хотя бы известно, кто тебя растил. Хотя это неважно.

– Неважно?

– Нет. Мы то, что есть, здесь и сейчас.