– Вот ты и работу себе нашла, – говорит Флоренс.
– А что будет с Эди и ее матерью, когда люди увидят эту запись? Может быть, их нужно спрятать, предоставить им какое-то убежище, а не оставлять дома?
– Мы предлагали. Мать Эди хочет остаться пока с семьей. Когда все будет готово, мы предупредим ее и заберем в надежное место.
– А спрятать всех вам по силам? – упорствую я. Перед глазами стоит серьезное лицо Эди, рассказывающей свою печальную историю плюшевому медвежонку.
– Мы сделаем все, что в наших силах, – коротко отвечает Флоренс, бросая взгляд на Бена. – Увидимся за обедом?
Свободны, так это нужно понимать.
Гуляем с Беном по одному из внутренних двориков Колледжа Всех Душ. Холодный серый день, серая, отжившая трава. Со всех сторон нас окружают старинные здания, их окна, словно глаза, и в какой-то момент я чувствую себя заключенной на прогулке. Мы в ловушке, и кто угодно может наблюдать за нами из этих окон.
– Поговорим? – спрашивает Бен, и я лишь теперь замечаю, как молчалив он в последний час, до встречи с Флоренс и после.
– Вон там? – Я киваю в сторону придвинутой к стене скамейки. Мы садимся. – В чем дело?
Бен проводит ладонью по волосам.
– Как ты можешь верить тому, что сказала та девчушка?
– Что ты имеешь в виду?
Он качает головой:
– Неправильно выразился. Я о том, что в такое трудно поверить. Чтобы лордер убил ребенка просто так, только за то… – Бен пожимает плечами.
– Только за то, что он ребенок? – фыркаю я. – Они и кое-что похуже делают.
– А как ты отличаешь тех, кто говорит правду, от тех, кто лжет?
В его глазах напряжение и тревога – это не знакомый мне Бен-шутник.
– Зачем девочке лгать?
– Ей могли подсказать.
– Нет. – Я качаю головой. – Я смотрела ей в глаза – она говорила правду.
– Пусть так, но за тем, что ты видишь, может стоять что-то другое, – не сдается Бен.
– Послушай, я тебе покажу. – Рассказываю о камбрийском приюте, зачищенных детях, а потом заставляю его посмотреть на фотографию трех улыбающихся мальчиков с неестественно застывшими лицами и серебристыми браслетами на запястьях.
– А ты уверена, что это «Лево»?
– Судя по тому, как они ведут себя, ребята – Зачищенные. Другого объяснения быть не может.
– Но ведь их могли научить так вести себя, разве нет?
– Четырехлетние дети – не великие актеры. Да и зачем это кому-то надо?
– Выставить лордеров и правительство в неприглядном свете.
– Ладно, а что насчет вот этого случая? – Я рассказываю ему о Феб, нашей общей школьной знакомой, которую забрали и зачистили без каких-либо обвинений, всего лишь за случайно брошенную реплику насчет того, что Зачищенные – шпионы. Рассказываю об учителе рисования, Джанелли, увезенном на глазах у всей школы за портрет Феб и импровизированную минуту молчания. О центре терминации, где лордеры убивали Зачищенных нарушителей контракта, делая им инъекции и закапывая потом в землю. Об Эмили, убитой ее «Лево» за рождение ребенка. Я умалчиваю о том, что и сама была с атаковавшими центр антиправительственными террористами.
Бен молчит.
– Есть еще одна история. Хочешь послушать или с тебя достаточно?
– Давай уж, рассказывай.
– В школе у тебя была подруга, тоже Зачищенная. Ее звали Тори. Мать устала заботиться о ней и вернула лордерам. Ничего плохого она никому не сделала. Ее забрали в тот самый центр терминации, о котором я упоминала, и она собственными глазами… – Я умолкаю. – Что такое? Ты помнишь Тори? – Вот так. Меня не помнит, но при упоминании ее имени по его лицу проносится тень. Он никогда не называл Тори своей подружкой, но она любила Бена и была одной из самых красивых девушек, каких я только видела. Даже не верится.
– Конечно, я ее не помню, – говорит он, но на лице настороженность и неуверенность. – Просто… Трудно слышать все эти печальные истории. Расскажи, что случилось с Тори.
– Она видела, как других Зачищенных убивали инъекцией и сбрасывали в ямы. А потом… – Я делаю паузу. На лице Бена ни замешательства, ни растерянности, но тень чего-то другого. Чего? – Послушай, это все, что я видела. Кое-что видел и ты. Или ты мне не веришь?
– Я только… – Внутри у него как будто щелкает переключатель. Бен улыбается и берет меня за руку. – Конечно, верю.
– Когда-нибудь я покажу тебе кольцо Эмили. Я спрятала его на дереве, в нескольких милях от дома. Оно настоящее. Неужели ты не понимаешь? Именно все эти рассказы придают значение тому, что мы делаем вместе с ПБВ. Они стоят того, чтобы рискнуть всем, чтобы люди услышали. Чтобы заставить лордеров остановиться.
После недолгого колебания он кладет руку мне на плечи, и я льну к нему. Его близость, его тепло… Мысли сбиваются с курса.
Бен показывает на башню, выступающую над крышами колледжа.
– Видишь? Это одно из самых высоких зданий в Оксфорде. Башня церкви Святой Марии. Оттуда открываются восхитительные виды. Хочу подняться туда с тобой.
– Хорошо. Я спрошу…
– Нет. Пусть это будет наш секрет. Отложим до тех пор, когда мне разрешат выходить без «хвоста».
Позже я прокручиваю в голове наш разговор, вспоминаю, что сказал Бен, и то, что не сказал, но что промелькнуло в его глазах