В один прекрасный день целый полк сипаев отказался заряжать ружья. Офицер, командовавший полком, принял решительные меры: бросил их всех в тюрьму. Тогда мятеж распространился на весь город. По-видимому, британцам попросту не приходило в голову, что приказ смазывать пули говяжьим и свиным жиром может быть для сипаев оскорбителен. Такое их невежество демонстрирует культурную пропасть между британскими офицерами и их солдатами – пропасть, которой не существовало до прихода европейцев, хотя индийские армии нередко состояли из представителей разных этнических и религиозных групп: мусульмане-тюрки сражались в них бок о бок с мусульманами-персами, индусами, говорящими на хинди, и прочими. Эти группы порой ссорились друг с другом, однако прекрасно друг друга понимали, и взаимодействие между ними не было затруднено. В могольских военных лагерях все их языки слились в урду – новый единый язык, возникший на стыке хинди, персидского и тюркского («урду» по-тюркски буквально означает что-то вроде «жаргон военного лагеря»). Но в индийской армии, возглавляемой англичанами, новые языки не рождались. Английский не смешивался ни с одним из местных языков, поскольку британские офицеры и их подчиненные обитали в разных социальных сферах.
Своим промахом со смазкой для пуль британцы, сами того не желая, достигли цели, недостижимой даже для Акбара Великого: объединили мусульман и индусов. Восстание сипаев вылилось в Великое индийское восстание 1857–1858 годов, во время которого индусы и мусульмане вместе нападали на британские поселения по всей Индии. Мусульманские активисты называли этот мятеж джихадом, и их хорошо организованные нападения заставляли думать, что свиное сало стало всего лишь поводом: к мятежу они явно долго готовились.
Долго – но всё же явно недостаточно. Британские солдаты быстро сокрушили мятежников, а затем начали карательную операцию: около месяца они грабили индийские города, выгоняли перепуганных местных жителей из домов и массово убивали прямо на улицах. По меньшей мере в одном случае пленных заставили вырыть яму, затем выстроили на краю этой ямы и расстреляли так, чтобы они падали в заранее заготовленную могилу[65]
. Британский историк сэр Чарльз Кростуэйт назвал эту победоносную кампанию «британской Илиадой» и «эпической битвой за Расу».Едва мятеж был полностью подавлен, британцы отринули всякое притворство: последнего могольского монарха, совершенно ничтожного правителя, отправили в изгнание, а Ост-Индской компании вернули статус частного предприятия. Теперь Индией правила напрямую британская корона. Начался девяностолетний период прямого британского правления, так называемый «Радж».
Британские лидеры рассматривали Индию как «жемчужину в короне королевы Виктории» и охраняли еще ревностнее прежнего. В 1878 году, заметив усиление интереса России к Афганистану, они снова попытались оккупировать Кабул – но и на этот раз неверно оценили усилия, необходимые для захвата горной территории, населенной многочисленными, враждебными как к англичанам, так и друг к другу племенами. Дело не в том, что эту страну было сложно «завоевать» – по крайней мере, в европейском понимании этого слова. Великобритания без труда вошла в столицу, посадила на трон во всем покорного ей царька, назначила «посла», чтобы им руководить. Как правило, на этом завоевание можно считать оконченным. Но тут британцы обнаружили, что подчинить афганских вождей своей воле – это только полдела. Покоренные вожди просто рассыпались, как песок, у них в руках, превращались в рабов, но не в орудия – а те племена, которыми они якобы правили, принимались сражаться без лидеров, как партизанские отряды. Вторая англо-афганская война обрела дурной поворот, когда был убит британский посол Каваньяри и начались разрушительные сражения в городах; в конце концов британцы принуждены были снова отступить в Индостан.
Накануне второй англо-афганской войны русские и британцы решили, что оккупировать территорию, занятую афганскими племенами, слишком дорого, и согласились считать ее буферной зоной между двумя империями: русские обязались не заходить южнее Амударьи, если британцы согласятся не заходить севернее произвольной прямой линии, которую прочертил на карте через пустыню британский дипломат Мортимер Дюранд. Территория между этими двумя границами и стала Афганистаном. Афганские монархи, лишенные возможности распространять свою власть вширь, теперь сосредоточились на «расширении вглубь»: покоряли племя за племенем, ущелье за ущельем, пока вся эта ничейная земля постепенно не перешла под более или менее прочный контроль центрального правительства в Кабуле.
Но, разумеется, русские так и не оставили надежду продвинуться на юг и завладеть портом у теплых вод Индийского океана; а британцы не оставили подозрений относительно намерений русских; так что Большая Игра продолжалась.