Разрушенная судьба. История мира глазами мусульман

Прежде всего, теперь не все они становились воинами. Некоторых учили искусству управления. Другие получали хорошее гуманитарное образование. Султан начал назначать янычаров на высокие посты как в правительстве, так и в армии и флоте. Янычары становились ответственными и за важные культурные институты. Так, Синан, османский архитектор, выработавший особый стиль османских мечетей – солидное здание с одним большим куполом, множеством куполов поменьше и четырьмя минаретами по углам – был янычаром.

Поначалу в девширме забирали лишь мальчиков из христианских семей с недавно завоеванных территорий. Но Мехмет-Завоеватель ввел еще одно важнейшее новшество: распространил девширме на саму империю. Отныне все семьи под властью османов, мусульманские и немусульманские, высокого или низкого положения, обязаны были отдавать кого-то из сыновей в «рабство» особого назначения – «рабство», которое, как ни парадоксально, открывало путь к вершинам османского общества.

Благодаря девширме османы открыли совершенно новый путь пополнения властной элиты. Однако, в отличие от элит других обществ, янычарам было запрещено жениться и иметь (законных) детей. Так что они не могли стать элитой наследственной. В сущности, девширме стала механизмом постоянного перепахивания и перелопачивания общественной почвы. Она находила во всех слоях общества подающих надежды мальчиков, предоставляла им самое серьезное физическое и интеллектуальное обучение, а затем отправляла их править империей. Естественно, они отщипнули немалую долю власти у традиционной военной элиты, старой турецкой аристократии, корни которой уходили еще в Центральную Азию. Османы были этому только рады: янычары ослабляли их потенциальных соперников.

Однако османы не уничтожали этих возможных соперников, даже когда могли. Нет, эти гении сдержек и противовесов оставили старую аристократию на своих местах и не стали отнимать у них власть, чтобы уже аристократия смогла сдержать янычаров, если последние начнут слишком много о себе воображать.

Что же за власть осталась у старой знати? Для начала, они оставались крупнейшими землевладельцами в империи и крупнейшими налогоплательщиками. Впрочем, «землевладелец» – не совсем верное название: официально каждым клочком земли в империи владел султан. Он лишь сдавал участки в аренду людям, заслужившим его благоволение, в качестве так называемых «податных хозяйств» (по-турецки тимар). Тимар – это сельские владения, с которых хозяину, держателю тимара, позволено собирать налоги. Обитатели тимара – разумеется, в основном крестьяне, живущие плодами земными. Собирателям налогов позволялось взимать с этих крестьян столько, сколько пожелают. В обмен на эту привилегию каждый год они должны были выплачивать правительству фиксированный сбор. Всё, что собирали сверх этой суммы, оставалось в их распоряжении; и на то, сколько собирать, никаких ограничений не было. Доля правительства зависела не от того, сколько собрал держатель тимара, но от того, сколько земли находится в его распоряжении. Это был налог на землю, а не на доход. Если земля давала обильный доход, процветал держатель тимара, а не правительство. Если тимар давал мало дохода – это наносило удар его держателю. Если какое-то количество лет подряд он не выплачивал налог, тимар отбирали у него и передавали другому держателю.

После успешной военной кампании султан мог наградить тимарами своих лучших полководцев. Разумеется, как правило – если речь не шла о вновь завоеванных территориях – чтобы наградить тимаром одного человека, его следовало отнять у другого. То, что тимар всегда можно было потерять, означало, что земельная аристократия оставалась лишь полунаследственной. Вот еще один механизм, поощрявший социальную мобильность и оставлявший Османскую империю в постоянном движении.

Можно предположить, что система тимаров поощряла османских аристократов выдаивать крестьян досуха. Ведь, в конце концов, всё, что оставалось после уплаты государственного налога, доставалось им! Однако по сути держатели тимаров не были свободны делать всё, что пожелают, так как крестьяне могли обратиться за справедливостью в шариатский суд – а это был совершенно отдельный институт, независимая ветвь власти, в которой трудились и которую контролировали улемы. У знати туда ходов не было. Если какая-то семья хотела «поставить» сына судьей – для того, чтобы сделаться улемом, их сын должен был пройти такой же долгий процесс, что и все остальные; столь долгий, что, когда он заканчивался, новый улем уже душой и телом принадлежал своей корпорации. Другие улемы были его друзьями и товарищами, их интересы – его интересами, и их древнее учение оказывало на его решения куда больше влияния, чем семейные или клановые корни.