Разрывной прилив (ЛП)

  Рубашка Бергера промокла от пота, когда он вернулся в офис UCSO, но он чувствовал себя так, как будто его вывесили сушиться. Теперь он должен был держать Стимкина и Агентство «в курсе», когда они еще не обеспечили защиту, которую он искал после убийства Марии Галанос. И если МИ-6 знала, что он бывший сотрудник Агентства, то кто еще? Не было оснований предполагать, что британцы могли что-то слить, но он ненавидел свободно распространяемую информацию; вы никогда не знали, чем это закончится. Он пережил долгую карьеру под прикрытием в различных адских дырах и зонах боевых действий, но он всегда был чрезвычайно осторожен, кому доверял информацию. Мысль о том, что что-то о нем было где-то там, и он не мог это контролировать, очень беспокоила его. Если он попадет не в те руки, его жизни может угрожать опасность.

  Ладно, сказал себе Бергер, значит, я не получил той помощи, которую хотел. Это не повод сидеть здесь, как простофиля, ожидая, что станет следующей жертвой. Ему придется действовать самому. Ему нужно было найти убийцу Марии — он не сомневался, что убийца был тем же человеком, который сливал информацию пиратам. Он не верил, что действует более крупный заговор — пиратам в Сомали нужен был только один человек, чтобы сказать им, какие корабли атаковать; не было причин привлекать кого-либо еще; это только увеличит риск заражения. Нет, он был уверен, что ищет одного человека.

  Он сказал своему секретарю отложить все звонки, затем взял несколько чистых листов бумаги и принялся за работу.

  Через два часа он в отчаянии посмотрел на несколько страниц заметок. Задача казалась достаточно простой — он начал с людей в офисе, у которых был самый легкий доступ к грузовым накладным. Первой была его собственная секретарша Елена, на которую он полагался и которой полностью доверял. Она знала все, что происходило в офисе, и могла видеть любые бумаги, которые выбирала. Но он был уверен, что она полностью ему верна, и был еще тот простой факт — он чувствовал себя виноватым, даже думая об этом, — что она была очень глупой.

  Что все еще могло бы сделать ее чьей-то обманкой, за исключением того, что все в ее истории говорило о том, что она никогда не была бы разоблачена кем-либо, имеющим связи с бандой североафриканских мошенников. Она была из отдаленной части Верхнего Пелопоннеса и выросла почти в нищете на козьей ферме. Когда она закончила школу, Елена наскребла достаточно денег, чтобы записаться на заочные секретарские курсы, а затем села на автобус в Афины, чтобы найти работу. Она жила простой и благочестивой жизнью, питаемой преданностью Греческой православной церкви и своим долгом перед престарелыми родителями, которым она в обязательном порядке отправляла четверть своей месячной зарплаты. Бергер просто не мог этого видеть.

  Среди других кандидатов, имевших доступ к манифестам, была Кэтрин Болл. Она была настолько англичанкой, что ему снова было трудно представить ее участие в африканском заговоре с целью ограбления UCSO, но, в отличие от Елены, она была очень умна и казалась бесчувственной. У них могли быть неловкие отношения — она работала на Блейки в Лондоне, а во время визита в Афины явно была его эмиссаром, — но она никогда не оспаривала авторитет Бергера. Она ему нравилась; она была сообразительна и забавна, и в любом случае она вернулась в Лондон, когда Мария была убита.

  Из вероятных кандидатов остался Алекс Лимонидес, так как в качестве бухгалтера конторы именно он — до прибытия Марии Галанос — отвечал за составление манифеста каждой партии. Но тот факт, что он был очевидным подозреваемым, казалось, делал менее вероятным его причастность. И он был седейший из серых людей — настолько корректный в своем поведении, что невозможно было представить, чтобы он вел тайную жизнь. В нем тоже чувствовалась невыразимая грусть после смерти жены, которой он был предан. В целом, по оценке Бергера, вероятность того, что Лимонидес представляет угрозу, не сводится к нулю.

  Были и другие сотрудники, которых нужно было учитывать, но ни у кого из них не было простого способа добраться до манифестов или хотя бы узнать, когда запланированы поставки. Выделялась только одна из них, француженка, Клод Рамо, и Берже должен был признаться себе, что она фигурировала в его расчетах главным образом потому, что он так ее не любил.

  Она была парижанкой, получила образование в Сорбонне, привлекательна, несмотря на свою неженственную внешность: свои светлые волосы она убирала под берет и обычно носила мешковатые брюки и мужские рубашки, хотя, как известно, при встрече с потенциальными донорами одевалась элегантно. У Клод были твердые взгляды — на вероломство Джорджа Буша-младшего, повсеместную коррупцию в большинстве агентств по оказанию помощи, бесполезность ООН и даже на операции самого UCSO — и она была готова высказывать их всем, начиная с самых новых нанять самого августейшего попечителя в совете благотворительной организации.