Разум

Мы поднялись. Уршула снова включила мотор и молча ждала, пока мы усядемся. Вдруг я увидел, что в дом входит мой коллега — я закивал ему из машины. Подойдя к нам, коллега сказал, что идет поздравить такого-то писателя с днем рождения и что было бы весьма кстати, если бы и я пошел туда с ним. Я вылез из машины и присоединился к нему.

Уршула двинула со старым Годжей в Нову Весь.

У писателя было человек двадцать, и на меня не обращали почти никакого внимания. Спустя полчаса я вышел в коридор и потихоньку выбрался на улицу. В тот миг в меня вселилось какое-то дьявольское искушение еще раз зайти к Уршуле.

Ее машина стояла уже на месте.

Звоню — Уршула открывает мне: ей-богу, ни к чему ей было улыбаться. Но, уверившись, что она не сердится, а, напротив, довольна, я вошел в квартиру, хоть и не знал, что, собственно, мне здесь надо. Уршула, словно почувствовав мое замешательство, всем своим поведением убедила меня, что и она рада моему приходу и не требует от меня никаких объяснений. Инстинктивно мы заговорили о таких вещах, которые тревожили наше воображение, но не имели ничего общего с этикой, совестью, прошлым или с какими-либо нашими внутренними переживаниями. Потом мы остановились на безопасной теме: коснулись кино, актеров и искусства. Я сказал, что, если бы отбирали по фигуре и красоте, она могла бы наверняка стать актрисой.

Уршула скромно заметила, что она и талантлива. Прочла мне кусок большой поэмы. Действительно, у нее был прекрасный голос. Я сдержанно похвалил ее и признался, что в таланте я не очень-то разбираюсь. Но что с радостью поцеловал бы ее и обнял. Мне пришлось поклясться, что все это останется между нами. Уршула преодолела последний камень преткновения и предложила перейти в спальню.

Она сказала:

— Разденься, я сейчас приду.

В мгновенье ока я нырнул под одеяло и стал ждать ее в чем мать родила.

Уршула шмыгнула ко мне — ее приглушенный голос совсем затуманил мне рассудок. Боясь промешкать самое главное, я без промедления начал воинственно ее добиваться. Уршула несколько раз вздохнула, как бы противясь мне, но это была лишь рисовка — путей к отступлению не было. Однако я с ужасом понял, что ни на что не способен.

— Что такое? Что случилось? — ноющим голосом зашептала Уршула и стала тискать мое тело.

Я не понимал, почему так получилось, вернее, не получилось. Это внезапное, неожиданное обстоятельство изменило предполагаемый ход вечера. Уршула предложила немного поспать, сказав, что она прощает меня, потому что я наверняка делаю это с чужой женщиной первый раз в жизни — да и она тоже, — и сочла, что нам не надо спешить. Можно выпить немного… Я сказал, что после алкоголя буду совсем невозможен и что лучше нам от любви вообще отказаться. Тогда она рассердилась и, надев лохматый свитер, который кончался примерно там, где когда-то мини-юбки, начала убирать комнату и пить один бокал вина за другим.

Я встал и удрученно оделся.

— Не уходи! Подожди здесь! Включим венское телевидение.

Она подошла ко мне и долгим поцелуем простила все.

— Не думай об этом, — сказала она с улыбкой, — останешься моим должником.

— Я рад, что ты не сердишься, меня удивляет, что это так сложно. Я бы никогда не поверил, что… — бормотал я.

Про себя я радовался, что не предал друга Яно Годжу, но в то же время сострадал и Уршуле: она не получила никакой сатисфакции, хотя и была неверна. Спустя время она подсела ко мне, обняла, произнося какие-то слова и давая мне понять, что пора перестать упрямиться и так много думать о своей чистой душе. Она была очаровательна. Поскольку человек никогда не одерживает окончательной победы, я поддался ее очарованию, и мы снова переместились в постель. Уршула все направила на верную колею своими непристойными откровенностями — они-то и освободили нас от внутреннего напряжения.

После этой каторжной работы я вздохнул с облегчением — казалось, Уршула довольна. Но она не давала мне уснуть. Через пять минут кинулась на меня и хотела снова заняться любовью, но теперь уж я мог обосновать свою «импотенцию» — сказал, что она явно переоценивает меня.

Уршула начала рассказывать о своем детстве, затем неожиданно перешла на замужество. Сказала, что удивляется моей жене или же, напротив, не удивляется — коль я такой хилый любовник. Она бы с таким слабаком наверняка заболела. Чтоб не казаться слишком жестокой, она посоветовала мне больше увлекаться чужими женщинами. Сексуальность, дескать, можно развить и довести до такого уровня, что человека ничего другого, кроме соития, занимать не будет, а это именно то, что нужно, ибо любовь нечто большее, чем всякие свары, ссоры и наговоры. У нее, естественно, нет особых возможностей для такого тренинга — Яно слишком ревнив. Да она и не уверена, действительно ли красива или нравится только сорокалетним, и то лишь по причине ее интеллектуальности. В этом ей надо еще разобраться.