Разум и чувство

– Ах да. Все знают, что ваша сестра на следующее утро после той встречи написала мне. Я как раз завтракал у Эллисонов, поэтому ее письмо принесли туда из моей квартиры вместе с остальной почтой. Софья заметила его раньше меня. Хорошая бумага, то, как она была сложена, аккуратный почерк – все это вызвало ее подозрения. До нее дошли слухи о моих ухаживаниях в Девоншире, а встреча, происшедшая накануне вечером у нее на глазах, объяснила ей, о ком шла речь. Надо полагать, ее ревность распалилась до предела. Напустив на себя шаловливый вид, который так часто пленяет нас в любимой женщине, она схватила письмо, вскрыла его и прочла. Однако такая бесцеремонность не осталась безнаказанной. То, что она прочла, несомненно, заставило ее страдать. Однако ее страдания я бы еще смог стерпеть, но ее ярость… ее злоба… Всего этого для меня оказалось слишком. Я был готов на все, чтобы хоть немного ее успокоить. Короче говоря, что вы думаете об эпистолярном стиле моей жены? Он необыкновенно изящен и деликатен, вы не находите? А какая женственность в каждом слове!

– Вашей жены? Но ведь почерк был ваш!

– О да. Однако мне принадлежит честь всего лишь рабского копирования, переписывания ее творения. И я с большим трудом вынудил себя поставить под этим безобразием свою подпись. Однако замысел всецело ее, равно как и глубина мысли и изысканный слог. Мне ничего не оставалось делать. Мы были помолвлены, приготовления шли полным ходом, день свадьбы был уже назначен. Боже, о чем я говорю! Я и сейчас пытаюсь защитить себя. Ни к чему уловки! При чем тут день свадьбы! Мне были остро нужны ее деньги, и я был вынужден соглашаться на все, чтобы не допустить разрыва. В конечном счете стиль этого мерзкого письма ничего не менял. У Марианны и ее друзей все равно уже сложилось мнение обо мне. Могло получиться даже лучше. Я должен был предстать перед ней отпетым негодяем, а уж каким образом я это сделал, значения не имело. «Я все равно навеки опозорен в мнении этих людей, – сказал я себе. – Двери их домов передо мной закрыты. Они считают меня человеком без чести и совести, а это письмо лишь подтвердит их правоту». Вот как я рассуждал, переписывая слова моей невесты и прощаясь даже с самой памятью о Марианне. Три ее записочки, которые постоянно были при мне, я был вынужден отдать. И еще ее локон! Он тоже всюду был со мной, лежал в том самом бумажнике, вместе с записками, который моя будущая драгоценная супруга обыскала с очаровательной и шаловливой злобой… Все милые напоминания о Марианне, которые я так бережно хранил, были у меня безжалостно отняты.

– Вы, мистер Уиллоби, говорите совершенно недопустимые вещи, – строго заявила Элинор, хотя ее голос выдавал сострадание. – Вам не следует отзываться в таких выражениях ни о миссис Уиллоби, ни о моей сестре. Вы сами сделали свой выбор. Насколько я понимаю, вас никто не принуждал. И теперь ваша жена приобрела право, по крайней мере, на вашу сдержанность и уважение. По всей видимости, она вас любит, иначе вряд ли согласилась бы выйти за вас. А грубость и презрительность, с какими вы говорите о ней, вовсе не искупают вашей вины перед Марианной. К тому же, мне кажется, это не может успокоить и вашу совесть.

– Оставьте в покое мою жену, – вздохнул Уиллоби. – Поверьте, она не заслуживает вашего сочувствия. Перед свадьбой она совершенно точно знала, что я не питаю к ней нежных чувств. Однако свадьбу мы сыграли, после чего отправились вкусить счастье первых супружеских дней в Комбе-Магна, а уже оттуда вернулись в столицу развлекаться. Скажите, мисс Дэшвуд, сумел ли я пробудить в вашем сердце жалость? Стала ли ваша ненависть ко мне хотя бы немного меньше? Считаете ли вы, что я хотя бы в какой-то малости искупил свою вину?

– Да… Без сомнения, в чем-то вы оправдались, хотя и в малом. Признаюсь, я считала вас куда более распущенным. Оказалось, что в вашем сердце меньше дурных чувств… гораздо меньше. Но ведь вы причинили столько горя! Столько страданий! Этого нельзя ни оправдать, ни простить!

– Вы расскажете вашей сестре… позже, когда она поправится, о чем я говорил? Молю вас, позвольте мне стать хотя бы немного лучше в ее глазах! Вы сказали, что она меня простила… Так дайте же мне надежду, что, немного лучше узнав мое теперешнее состояние и мои чувства, она подарит мне более полное прощение! Расскажите же ей, как сильно я страдаю и как горько раскаиваюсь, что сердцем я всегда был ей верен и что теперь она стала мне дороже, чем прежде.

– Я расскажу ей все, что необходимо для вашего оправдания, если здесь уместно это слово. Но вы так и не объяснили, зачем вы приехали и откуда узнали о ее болезни.