Разушенный мальчик (ЛП)

— Не играй со мной в эти гребаные игры, — говорю я Джеремайе, подходя ближе. Я улавливаю его чистый запах, похожий на запах свежего белья и намек на его одеколон или дезодорант. Он пахнет так чертовски хорошо, а выглядит еще лучше. Перед ним становится невозможно устоять. Но мое сердце не принадлежит ему. По крайней мере, не все.

По крайней мере… это то, что я пытаюсь сказать себе.

— Я не ребенок, которого нужно держать в клетке, — я выкрикиваю последнее слово и вижу, как у него сводит челюсти. Он отказывается говорить со мной о той гребаной клетке, поэтому я отказываюсь ходить на цыпочках вокруг того, что с ним произошло. — Поговори со мной. Позволь мне быть с тобой на равных…

Он протягивает руку, хватает меня за плечо и прижимает к себе. Мои руки упираются ему в грудь, когда он смотрит на меня, и я чувствую, как под моей ладонью сильно и уверенно бьется его сердце.

— Ты хочешь равенства? — спрашивает он, в его тоне звучит снисходительность. — Не обращай внимания на чушь о твоем психическом здоровье. Вылезай из этой гребаной одежды в подходящую, а потом спускайся в спортзал. Если ты сможешь наконец отбиться от меня, я буду относиться к тебе как к равной, — его слова шепчут мне в ухо, когда его рука пробирается к моей спине, скользит вверх по моей футболке, прижимается к позвоночнику. — Если ты не сможешь, тогда ты перестанешь меня допрашивать.

— Нет, детка, это не… это просто неправильно, — Джеремайя качает головой, вздыхая, но уголки его полных губ подергиваются ухмылкой. Он склоняет голову, руки на бедрах, отступая от меня. Он без футболки, весь в поту, и я вижу, как он блестит на его твердом теле. Я вижу и шрам, еще не совсем заживший, все еще грубый и красный.

Прямо под ребрами.

Шрам от моего мужа.

Это чудо, что Джеремайя выжил. С другой стороны, он всегда считал себя богом. Думаю, это имеет смысл, если он почти бессмертен.

Его настроение стало лучше после того, как он снова и снова надирал мне задницу, и мне знакомо это чувство. Тренировки помогают мне забыть обо всем тяжелом.

На некоторое время.

— Я больше не хочу этим заниматься, — говорю я ему, вытирая тыльной стороной ладони лоб. Я тоже вспотела, в спортивном лифчике и шортах для бега, ноги в черных кроссовках. Мы были в подвальном спортзале последние два часа.

Он поднимает голову, его нефритовые глаза полны веселья, когда его взгляд встречается с моим.

— Твоя форма просто вся… плохая. Ты думаешь ноги, твоя свобода, верно? Ты не можешь рассчитывать на то, что тебе удастся вырваться из моей хватки. Этого просто не произойдет, Сид.

В этих словах есть двойной смысл, и я вижу это по тому, как загораются его глаза, когда его взгляд скользит по моему телу.

Я игнорирую тепло, разливающееся в моей душе от этого взгляда. Его слова. Вместо этого я затягиваю хвост и поворачиваюсь к нему спиной, направляясь к лестнице в углу комнаты, готовая к завтраку. Я прочитала в книге для новорожденных, которую Джеремайя купил мне и оставил на тумбочке однажды вечером, что мне повезло, что у меня нет утренней тошноты.

Тем не менее, я чертовски голодна, все время, и после нашей размолвки в дверях моей комнаты, я не ела, готовая заткнуть его задницу.

Я не сделала этого.

— Мне не нужно драться. Я хорошо бегаю, если ты еще не заметил.

Но прежде чем я успеваю сделать два шага, его рука обхватывает мою грудь, притягивая меня обратно к его потному телу.

Другая его рука нащупывает мое горло, и дыхание покидает меня в спешке, как и прошлой ночью.

Я замираю, сердце стучит так громко в груди, что становится больно.

Я не могу дышать, особенно когда его рука спускается к моей обнаженной талии, его пальцы легко касаются моей кожи. Его хватка на моем горле крепкая, но не болезненная.

Пока не больно.

Он дышит мне в ухо, и мои глаза закрываются, когда я расслабляюсь от его прикосновений, ненавидя то, что я вовсе не ненавижу его. Ненавижу то, что чувствую его эрекцию, упирающуюся мне в спину, и хотя я не поцеловала его за три недели пребывания здесь, какая-то часть меня… какая-то часть меня хочет этого.

— Я хорошо умею ловить тебя, если ты еще не заметила.

От его слов по моей коже ползут мурашки, а горло сжимается под его пальцами. Я не могу сглотнуть. Не могу пошевелиться.

Я даже не уверена, что хочу этого.

— Ты должна знать, как защитить себя, детка. Если кто-то следил за тобой прошлой ночью… он может сделать это снова, — в его тоне слышится гнев. — Так что, — шепчет он, — сбежи от меня. Прямо. Сейчас.

Я думаю о ноже у моей кровати. Пистолет в этой самой комнате, на одной из скамеек для тяжестей. Николас наверху, вместе с другими охранниками моего брата.

Поскольку я улизнула, они не смогли бы защитить меня. Если бы Джеремайя не вернулся домой в нужное время, а Николас не стал меня искать, за мной могли прийти они.

Я стиснула зубы и сделала спокойный вдох.

Я практически слышу ухмылку Джеремайи у своего уха.