Я игнорирую его последнее предложение, потому что оно вызывает у меня желание пристрелить его, но вот так, с названием одной из многих гребаных церемоний, которые проводят эти идиоты, все те воспоминания, на которых я так стараюсь не зацикливаться, нахлынули на меня, почти искалечив меня. Моя рука яростно трясется в кармане, и я хочу, блядь, отрезать ее. Разорвать на части любую часть меня, которая связана с
Я не могу дождаться момента, когда мои руки окажутся на шее Люцифера Маликова, и я смогу отплатить ему за все, что он когда-либо сделал со мной. За все, чему он позволил случиться.
— Он умрет до этого, — отвечаю я Николасу. — А после этого? Мы, блядь, оставим это место.
Я захлопываю за собой дверь и направляюсь в дом, чтобы найти единственную девушку, которую я когда-либо любил. Ту, чье сердце мне придется разбить, когда я вонжу нож в гребаный мозг ее мужа.
Я наблюдаю за тем, как она спит через щель в двери, удивляясь, как она могла так быстро уснуть после того, как ее преследовали по лесу.
Должно быть, она измучена.
А может, она просто привыкла к монстрам.
В комнате горит мягкий голубой свет от ночника, который я ей купил, и я вижу ее руку, закинутую за бровь, наблюдаю, как медленно разжимаются ее пальцы. Я вижу Х на ее ладони.
Я напрягаюсь, скрежещу зубами, глядя на него, видимый в тусклом свете над головой.
Он ее даже толком не знает, а уже пытался ею завладеть. Принудительный
брак, но где он был, когда она была в Калифорнии? Где он, блядь, был, когда мы оба голодали, нами пренебрегали, с каждым днем все больше погружаясь в нищету и бедность из-за его дерьмового отца?
Но я отказываюсь думать, что Лазарь Маликов имеет ко мне какое-то отношение.
У меня нет отца.
И никогда не было.
Но я и Сид?
Мы всегда были друг у друга.