Разушенный мальчик (ЛП)

— Ты просто сдал меня? — спрашиваю я его, мой голос срывается. — Ты отдал меня, и ты позволил им… — я делаю дрожащий вдох. — Ты позволил им держать Джеремайю в этой… этой гребаной клетке? — я ищу в его глазах хоть какой-то признак сожаления. Раскаяния.

И мне кажется, я вижу это.

Его черты лица как будто смягчаются, брови приподняты, рот нахмурен, а не усмехается. Его хватка не ослабевает, и пистолет по-прежнему прижат к моему животу, но кажется, что он… ломается.

— Ты когда-нибудь жалел об этом? — тихо шепчу я, потому что я должна знать. Прежде чем один из нас умрет, я должна знать, если вся та боль, которую он причинил мне, причинил Джеремайи… все во имя какого-то педофильского кольца для культа со слишком большой гребаной властью, который все еще чувствует необходимость развращать единственных людей, которые не могут сопротивляться, я должна знать, если он когда-нибудь плохо спал из-за этого. Из-за меня. Джеремайя. — Тебе когда-нибудь хотелось вернуть все назад? — он долго смотрит на меня.

Мне кажется, я знаю ответ по его затравленному взгляду. Держа руку на его руке, а другую — на ноже, все еще по рукоять в его груди, так близко к нему, я задаюсь вопросом о его собственной жизни. Кто создал его? Был ли он так же плох, как тот, кто создал меня? Так же плох, как он? Хуже? С чего все началось? Всегда ли они хотели быть монстрами или когда-то давно хотели изменить мир? Когда власть портится? Это происходит с самого начала, или же она разлагается, как медленно действующий яд?

Как она разрушает?

Когда?

Все эти вопросы проносятся в моей голове, и я ни на секунду не замечаю, что он убрал пистолет от моего живота. Не замечаю, пока он не подносит его к своей голове и не нажимает на курок.

Я отпрыгиваю от него, крик вырывается из моего горла, когда я отворачиваюсь, теплые капли крови на моем лице и шее, нож, оставленный в его груди.

Спазмы в животе усиливаются, боль такая же сильная, как и боль в голове, в груди, когда я пытаюсь перевести дыхание. Руки обхватывают меня, и я вдыхаю хвою и никотин, моя грудь вздымается от сухих рыданий, которые выходят не более чем вздохи. Никаких слез, потому что я вне их.

И не только из-за Мэддокса.

Но у меня так сильно болит живот.

Так чертовски сильно.

Я думаю, что у меня может пойти кровь, что-то теплое и мокрое между бедер и…

— Это все твоя гребаная вина.

От слов Джеремайи у меня кровь стынет в жилах. Я замираю в объятиях мужа, когда они крепко обхватывают меня.

Я поднимаю голову, пытаясь дышать, делая неглубокие вдохи и выдохи.

Джеремайя стоит позади Люцифера, его глаза смотрят на меня, жесткие, холодные и полные ненависти. Он не приближается, но я все еще напряжена в объятиях Люцифера, мои руки сжаты в кулаки у его груди.

— Это все твоя гребаная вина.

А потом он двигается.

Глава 47

Я видел, как он отпустил ее. Оттолкнул ее в сторону.

Мой пульс бьется в голове.

Я сжимаю пальцы вокруг ножа. Сид думает, что она единственная, кто когда-либо обходился без ножа.

Мы оба знаем эту боль. Паника от постоянного поиска следующего нападения. Ужас даже от мысли, что тебя загнали в угол, из которого ты не сможешь выбраться.

Я не позволю этому случиться со мной снова. Или с ней.

И Мэддокс, может, и положил себя как гребаный трус, но этот мудак все еще здесь. И он снова попытается забрать ее у меня.

Он безоружен, сканирует комнату с разбитым выражением лица. Я хорошо его знаю. Наверное, именно так я выглядел, когда он оставил меня в этой чертовой клетке.

Единственный человек, на которого мне не наплевать, это Сид Рейн. И я мог позволить ей попрощаться. Может быть, позволил бы ему трахнуть ее против меня, потому что иначе она никогда не переживет его тощую задницу. Но теперь я точно знаю, что когда я выйду из этой комнаты, Люцифер Маликов не будет дышать.

Я делаю шаг к нему, в тусклый свет этой отвратительной комнаты, к мертвому телу Мэддокса, прислоненному к стене, без половины головы. Меня это не беспокоит. Смерть была моим спутником с самого детства.

Сид тихо зовет меня по имени, и я думаю, не разрывается ли она между тем, чтобы бежать к нему и ко мне.

Мне придется решить эту проблему для нее. С этого момента у нее будет только одно место, куда можно, блядь, бежать.

Люцифер поднимает голову, его взгляд устремлен на меня. На секунду я не узнаю его, и впервые понимаю, насколько ужасно он выглядит. Я понятия не имею, что, блядь, она в нем нашла.

У него круги под глазами, кожа такая чертовски бледная, и он выглядит… исхудавшим. Оболочка человека. Наверное, так бывает, когда теряешь душу в подростковом возрасте.

Со мной такое тоже случалось, но это сделало меня сильнее.

Люцифер позволил этому превратить себя в гребаную киску.