– Конечно виноваты. И об этом будет доложено товарищу Берии. А пока возвращайтесь в Куйбышев и ждите дальнейших приказаний.
– Слушаюсь!
Возвращение в Куйбышев было двояким. С одной стороны, новая встреча с женой. С другой стороны, недовольство руководства проваленной операцией по забрасыванию за линию фронта. И хотя вина самого Линицкого была здесь минимальной, но факт, что практически год подготовки пошел насмарку, говорил уже сам за себя.
Приказано было ждать до особого распоряжения! А сколько ждать? То никому не ведомо.
Впрочем, время ожидания скрасило рождение 19 сентября 1942 года третьего ребенка, девочки, которую решили назвать Горданой. Если родившихся в Югославии обоих детей назвали русскими именами, то Гордана – результат небольшой ностальгии по Югославии, где прожили они несколько десятков лет, где встретились и полюбили друг друга.
Самого Линицкого в роддом не пустили, боялись инфекции. С женой общались только с помощью записок. Волнение и скука овладели Леонидом Леонидовичем. Чтобы хоть как-то развеяться, он сел писать открытку дочери Галочке, которая вместе с братом и бабушкой, Марией Николаевной, по-прежнему жила в Кемерове.
«Детишек поздравляю с сестренкой, а М.Н. с новой внучкой. Вчера в 23 ч. 30 м. у Катюши родилась девочка, которую решили назвать Горданой. Это тебе, Галочка, живая кукла, вместо безвременно погибшего пупса “Юрика”. Свою дочку я еще не видел, т. к. в роддом никого не пускают. Катюша пишет, что чудная – толстенькая, кругленькая и с черными волосиками по всей головке. О глазках ничего не пишет, по-видимому, не успела рассмотреть, т. к. ее после рождения еще не видела. На ручке у нее номерок и фамилия на кусочке клеенки.
Целуем Вас всех крепко. Линицкие Леонид, Катюша и Гордана».
Мария Николаевна, разумеется, рождению третьей внучки обрадовалась, но жизнь в Кемерово была трудной, не хватало денег. Работать она не могла, а дети были слишком малы, чтобы их приняли на какую-нибудь, даже самую легкую работу. Приходилось продавать вещи. И Линицкий писал теще, что пытается вытребовать из Москвы свои вещи: можно будет продать его валенки и ботинки. С другой стороны, при первой возможности он обязательно вышлет ей и детям деньги телеграфом.
Время шло, а по поводу Леонида Линицкого не было никакой команды. Наконец, из Москвы пришло решение: в связи с невозможностью в данный момент использовать майора Линицкого Леонида Леонидовича в контрразведывательной деятельности, предписать ему направиться в город Саратов в один из военных госпиталей и работать по основной специальности – врач.
Это был удар ниже пояса. Линицкий был сам не свой. Снова Родина не видит в нем необходимости. Екатерина Федоровна долго не могла его успокоить. Да ей и самой было обидно. Она ведь тоже вполне заслуженно считала себя частью системы.
В Саратове был создан комитет помощи по обслуживанию больных и раненых. К июлю 1942 года количество коек в 4 раза превысило первоначальные планы и составляло 48 тысяч коек.
После победы под Москвой часть госпиталей ушла ближе к фронту, а 77 госпиталей остались в Саратовской области. 31 госпиталь располагался в Саратове, а 46 в районах области. В саратовских госпиталях и до войны работали высококвалифицированные медики, профессора, опытные невропатологи и нейрохирурги. А с началом войны многих первоклассных медиков из Москвы, Ленинграда и других оккупированных городов и вовсе эвакуировали сюда. Поступали не только раненые, но и больные, и обмороженные, много было раненных в голову, шею, позвоночник. При создании госпиталей первой очереди был создан нейрохирургический госпиталь № 1676 и неврологическое отделение в госпитале № 360, в которых лечили раненых с тяжелой формой контузии в голову. С легкой формой контузии и ранением в голову лечили в общехирургических госпиталях. Там же лечили раненых с повреждением конечностей, а для протезирования ампутированных конечностей был создан госпиталь на 600 коек.
С августа 1942 года началась героическая оборона Сталинграда, и Саратовская область стала прифронтовой полосой, а Саратов превратился в огромный госпиталь. В этот период в основном выполнялась лечебная и сортировочно-эвакуационная работа. Госпитали были переполнены на 30–40 %. Количество раненых на одного врача доходило до 100–150 человек.