Разведчик Пустоты

…каменной стене обвалившегося здания, и оглядывается в поисках братьев. Он видит Кириона, наполовину погребенного под горой щебня и почти в километре отсюда, если верить тактическим данным на ретинальном дисплее.

У него на глазах другой силуэт выдвигается из развалин, и целеуказатель визора наводится на Узаса, приближающегося к распростертому Кириону со спины.

И наконец-то он понимает, где это видел.

Это произошло не на Крите. Я неправильно истолковал свое видение… Он убьет его здесь. Он убьет Кириона здесь.

Талос сорвался с места, и золотой клинок в его руках охватило живое пламя.

Кирион передернулся от боли в бедре. Он был почти уверен, что, падая с двадцатиметровой высоты, сломал ногу. Дисплей шлема подернулся сеткой помех, не давая возможности проверить биометрические данные, но Кирион уже потерял руку в бою – и, сравнивая ощущения, практически не сомневался в своей догадке.

Он попытался разгрести щебень руками. Ему надо было убраться подальше от…

– Кирио-о-о-о-он! – прорычали сзади.

Последний слог был затянут и захлебнулся в хлюпанье слюны. Воин услышал, как Узас скребется в обломках у него за спиной, и задергался в каменных тисках, наполовину выбравшись из ловушки. Еще он услышал шаги, тяжелые и быстрые, но не смог изогнуться, чтобы заглянуть за плечо.

На камни упала тень – это Узас занес топор. Кирион все еще тянулся к своему оброненному мечу, когда клинок упал.

Узас застыл. Цепной топор вывалился из разжавшихся пальцев, звякнув о щебенку. Он посмотрел вниз, уже не видя пойманного в ловушку Кириона у своих ног. Его взгляд был прикован к золотому мечу, высовывающемуся у него из груди.

Мне знаком этот меч, – подумал он и попробовал рассмеяться.

Но сложно смеяться, когда в легких нет воздуха, и с его окровавленных губ сорвалось лишь сипение. Золотой клинок уже очистился от его крови, омытый дождем. И все же холодные капли скапливались в мерцающем силовом поле, окутывая сталь гудящим, пронизанным искрами ореолом.

Когда меч выскользнул из его груди, он вздохнул почти с облегчением. Удивительно, но не чувствовал никакой боли, хотя давление в его груди было таким сильным, что сердца, казалось, вот-вот разорвутся.

Он обернулся к своему убийце. Талос стоял под дождем, сверля его безжалостным взглядом красных глазных линз.

Талос, – хотел сказать он. – Брат мой.

– Ты, – пророк снова поднял меч, сжав рукоять двумя руками. – Я доверял тебе. Я снова, и снова, и снова спорил, отстаивая твою жизнь. Я клялся остальным, что ты все еще где-то там, внутри. Что где-то в тебе прячется осколок благородства, жаждущий возрождения. Осколок чести, заслуживающий право на надежду.

Талос, – снова попытался сказать он, – благодарю тебя.

– Но ты самое низкое, мерзкое и подлое создание, когда-либо носившее крылатый череп Нострамо. Рувен по сравнению с тобой просто принц. По крайней мере, он способен был себя контролировать.

Талос…

Зрение Узаса помутилось. Он моргнул, а открыв глаза, обнаружил, что смотрит на брата снизу вверх. Он упал на колени?

Я… я…

– Постой… – сумел выговорить Узас.

Собственный голос, превратившийся в слабый шепот, в равной мере огорчил его и позабавил.

– Талос…

Пророк пнул его в грудь, опрокинув на спину. Затылок хрустнул, ударившись об острые обломки, но он снова не почувствовал боли – только давление холодного камня.

Слова не выговаривались. С каждым выдохом по подбородку текла черная, восхитительно теплая кровь.

Он увидел, как Талос встает над ним. С золотого клинка в потоках ливня сыпались искры.

– Я должен был прикончить тебя много лет назад.

Узас ухмыльнулся, так же как ухмыльнулся Меркуций в момент смерти.

Возможно, ты должен был, брат.

Он видел, как Талос разворачивается и уходит, исчезая из виду. Его место занял Вариил. Ледяные глаза апотекария смерили его равнодушно-вежливым взглядом. Из перчатки-нартециума выдвинулись сверла и пилы.

– Его геносемя? – спросил Вариил.

Поблизости раздался голос Талоса:

– Если ты извлечешь из него геносемя, тебя я тоже прикончу.

Вариил встал и, в последний раз окинув брата бесстрастным взглядом, тоже отошел. Последними словами, которые услышал Узас, были слова Кириона. Тот закряхтел, когда его вытаскивали из-под завала, и заявил:

– Он набросился на меня сзади, вопя про свою бесконечную преданность Кровавому Богу. Благодарю, Талос.

XXIX

ФИНАЛ

Катер, завывая двигателями, завис низко над крепостной стеной. Воздух под турбинами стал мутным, как вода. Пар поднимался от их брони – это испарялись последние капли дождевой воды.

Кирион хромал, однако был способен держаться на ногах без посторонней помощи. Вариил и Люкориф остались нетронутыми, но Талос не произнес ни слова с тех пор, как убил брата. Он молчал, держась в центре небольшой группы, и избегал чужих взглядов – и во время подъема по зубцам стены, и позже.