Разведчик Пустоты

Кирион, откинувшись, взглянул на небо между перекрещивающимися лучами прожекторов катера. Дождь катился по его расписанному наличнику.

– Вы заметили, что, когда мы проигрываем войну, всегда льет дождь? У богов забавное чувство юмора.

Ему никто не ответил. Талос заговорил, но обращался он только к Септимусу:

– Сажай катер. И приготовься немедленно стартовать.

– Да, господин.

«Опаленный» нежно коснулся безжизненной земли Тсагуальсы. Медленно – слишком медленно – начал спускаться трап.

– Этот мир – склеп, – тихо сказал Талос. – Для легиона, и для сотен эльдаров, погибших в катакомбах этой ночью.

– Тогда давай уберемся отсюда, – предложил Кирион, которого слова пророка явно не впечатлили, – и умрем на орбите, наплевав на дурацкие суеверия Живодера.

– Всем когтям, все бойцам Восьмого легиона. Это Талос. Ответьте мне, если еще дышите.

Ответом ему была тишина, холодная и тяжелая. Как он и говорил только что – пророк почувствовал себя так, словно кричит на кладбище.

Даже Малкарион мертв.Эта мысль заставила его вздрогнуть.

– Вариил, – сказал он, когда трап выдвинулся полностью. – Это не я.

Апотекарий заколебался.

– Я не понимаю.

На миг Талос просто замер, вглядываясь в свой ретинальный дисплей. Ксарл. Меркуций. Узас. Все поблекли. Все немы. Все мертвы.

– Это не я. Сомневаюсь, что какой-то пророк объединит Восьмой легион, но, даже если и так, речь шла не обо мне. Я не смог объединить даже один Коготь.

– Ну, – вмешался Кирион, – с нами было непросто даже в лучшие времена.

– Я говорю серьезно, Вариил. Это не я. Я никогда им не был. Посмотри на меня, брат. И скажи – ты действительно веришь, что я способен объединить десятки тысяч разбойников, насильников, предателей, воров и убийц? Я думаю не так, как они. Я даже не хочу больше быть одним из них. Они сами себя прокляли. Это всегда являлось слабостью легиона. Мы сами обрекли себя на проклятие.

– Твоя верность братьям делает тебе честь, но сейчас ты говоришь так от горя.

– Нет. – Талос покачал головой и шагнул назад. – Я говорю правду. Одно из многих, многих письменных свидетельств, дошедших до нас со времен Ереси, рассказывает об этом «пророке». Мы называем это «Пророчеством об Испытании», хотя знают о нем всего несколько капитанов. И предопределено это судьбой или нет, но тот пророк – не я.

Вариил кивнул. Талос, заглянув в бледные глаза брата, улыбнулся.

– Ты думал о такой возможности, – сказал он без вопросительной интонации, – я вижу. Я размышлял над этой идеей с тех пор, как провел над тобой физиологические тесты. – Вариил повел головой в сторону катера. – Ребенок, в чье тело имплантируют твое геносемя, будет обладать всеми признаками могущественного пророка.

– Ты лишь строишь догадки.

– Да. Но это хорошая догадка.

Кирион, обернувшись к ним с трапа, выругался:

– Можем мы наконец улететь отсюда, если вообще намерены это сделать?

Люкориф взобрался по трапу, но Талос и Вариил остались на месте.

– В последние часы перед смертью отец мне кое-что сказал. Эти слова были предназначены лишь для моих ушей, и я никогда ни с кем ими не делился. Он сказал: «Многие станут утверждать, что достойны возглавить легион после моего ухода. Многие станут утверждать, что они – и только они – являются моими наследниками по праву. Я ненавижу этот легион, Талос. Я уничтожил его родной мир, чтобы остановить приток яда. Скоро я предстану перед последним судом и преподам Повелителям Ночи самый важный урок. Неужели ты и вправду считаешь, что меня заботит то, что случится с вами после моей смерти?»

Пока Талос переводил дыхание, апотекарий не шелохнулся.

– Иногда я почти понимаю, что он чувствовал, Вариил. Эта война тянется уже вечность, и победа приближается мучительно медленно. А мы тем временем предаем, прячемся, отступаем и убегаем, мы разбойничаем, нападаем из засады, сдираем кожу и вырезаем людей тысячами, мы грабим наших собственных мертвецов, пьем кровь наших врагов и без конца убиваем братьев. Я убил собственную мать, не узнав ее. Только за последнее столетие я прикончил девятнадцать братьев, и почти всегда в идиотских стычках за какой-нибудь меч или из-за уязвленной гордости. У меня нет желания объединять легион. Я ненавижулегион. Не за то, чем стал он, а за то, во что он превратил меня.

Вариил по-прежнему молчал. Не то чтобы он не находил слов, – скорее, у него начисто пропало желание говорить.

– Есть лишь одно, чего я хочу, – продолжил Талос. – Я хочу заполучить голову этой ксеносовской ведьмы. Хочу водрузить ее на копье в центре этих развалин.

Талос отвернулся от катера и зашагал прочь.