Разведчики

Мороженая картошка, крупы, хлеб, водка… Бывало иногда тяжко. Помню, боец Шерстюк мешает какое-то варево в котле. А там крупки-то маленечко. Мишка подошел, попробовал и плюнул: «Чего хоть ты варишь-то? Были же продукты». Тот молчит… Я подошел, спрашиваю: «Что есть-то?» – «Капуста и картошка, больше нихуя». – «Кто стоял?» – «Шерстюк». – «Шерстюк, как ты мог все съесть, один за всех?» А тот стоит, ревет, слезы у него текут… Я посмотрел на него, махнул рукой: «Иди-ка, Шерстюк, отдыхай». Жаль его стало, до невозможности…

Со жратвой стало полегче уже в Белоруссии. Когда вошли в Польшу, а за ней в Германию, вообще не стало проблем. Немцы, конечно, шикарно жили. Коровы все упитанные, крупные. На каждой кухне плита. Питание, такое как кофе, – суррогат, конечно. Но все остальное… Все хорошо одеты. Смотришь, по дорогам велосипеды стоят, и никто их не охраняет. Чего им не хватало? Все у них было. Сколько я этим вопросом задавался! Ну, сейчас-то уж не напоминаю никому, молчу. Им ведь понадобились наши богатства. В 42-м кое-кто из пленных рассказывал, что у них все было распределено, кому какой участок, земля, фабрика, заводы и все прочее. Вся Россия. Километры только забыли посчитать до Владивостока.

Интервью и лит. обработка: С. Смоляков

Красильщиков Захар Евсеевич

Захар Евсеевич Красильщиков, фронтовое фото

Родился 31/12/1922 в городе Сураж Брянской (в то время Западной) области в семье сапожника. Мой отец, 1893 г.р., уроженец города Мглин, участник Первой мировой войны, был кавалером 3 Георгиевских крестов, отличился в Брусиловском прорыве, но в одном из боев на румынском фронте попал в плен, откуда бежал в семнадцатом году и вернулся к себе на родину в Самару. В 1921 году, спасаясь от голода в Поволжье, отец с семьей перебрался в Черниговскую губернию, в Сураж. Родной брат отца, социал-демократ, еще в 1905 году эмигрировал в Америку, и когда после Гражданской войны он узнал, где находятся его родные, то стал высылать нам по 50 долларов, раз в несколько месяцев, тогда это были очень большие деньги, я и помню, как на один из таких переводов мы купили муки. Но отец не без оснований опасался, что за «связь с буржуазной Америкой» его станут преследовать власти и ГПУ, и он написал брату письмо, что, мол, спасибо на этом, хватит присылать деньги, у нас всего вдоволь. Но брат исправно продолжал присылать доллары своему отцу, моему деду в Новозыбков, родных не забывал и поддерживал, как мог. В начале тридцатых годов, в самое голодное и страшное времечко, отец, еще не полностью оправившийся после перенесенного тифа, чтобы купить хлеба для своих детей, отнес в Торгсин свои Георгиевские кресты…

Нас в семье росло двое сыновей: я и мой старший брат Лева, он с 1921 года рождения.

В 1940 году Леву призвали в Красную армию, брат попал служить на Дальний Восток, в стройбат, но в 1942 году мы с Левой случайно встретились на фронте, на передовой, под Воронежем, он воевал в артиллерийской разведке в артполку моей дивизии, был награжден тремя орденами и медалью «За отвагу». Брат умер в 2002 году…

Я учился до 1937 года в еврейской школе, потом продолжил обучение в русской школе-десятилетке, которую закончил 21/6/1941. Хотел стать кадровым военным и в апреле 1941 года, по направлению из военкомата, вместе с девятью ребятами из нашей школы поехал в Орел проходить отбор в летное училище. Но из десяти претендентов в «сталинские соколы» прошли сито отборочных комиссий только двое, а остальные, включая меня, вернулись в Сураж заканчивать 10-й класс. Я все равно решил, что после получения аттестата пойду в военно-пехотное училище…

Многие чувствовали приближение войны, мой отец говорил: «Надвигается большое горе, скоро будет война с немцами», и наш школьный военрук Смирнов на занятиях как-то сказал: «Война совсем рядом»… И даже мы, молодые парни, осознавали, что война неизбежна, но кто из нас мог тогда представить, даже в самом кошмарном сне, чем обернется для нас эта война, сколько ребят с нее не вернется и какой долгой и кровавой она окажется. Большинство моих сверстников 1922 года рождения призвали в армию еще в 1940 году, и большая часть призывников из Суража тогда попала служить на западную границу, в район Бреста и Белостока, из них в живых остались считаные единицы. А мне, как и другим ребятам, родившимся во второй половине двадцать второго года, дали возможность закончить среднюю школу, доучиться до призыва…

22/6/1941 в 12.00 я узнал о нападении Германии, а уже вечером пришла повестка из военкомата. Но меня сразу не мобилизовали, а поручили разносить повестки призывникам. Придешь к кому-нибудь повестку вручать, где матом встречают, а где и с вилами на тебя бросаются. В городе было создано народное ополчение, отряд примерно в семьсот человек, нас учили стрельбе из малокалиберной винтовки, показывали приемы штыкового боя. Ополченцы несли охрану мостов и объектов, патрулировали город, а фронт тем временем приближался к Брянщине.