Разведчики

В нашем районе еще до войны стояла кавалерия, части корпуса Городовикова, в конце июня эскадроны под звуки оркестра уходили на фронт, а через несколько недель остатки кавалерийских полков отходили на восток через Сураж, уже безлошадные, кто седло на себе несет, а кто только при карабине и шашке. Кавалеристы нам говорили: «Уходите из города, скоро немцы будут здесь»… Но самовольно никто покинуть Сураж не имел права. Вскоре всех ополченцев и всю молодежь допризывного возраста из Суража и окрестных сел по приказу военкома собрали вместе и колоннами повели на восток.

На лесной поляне, за городом, сидели за столом представители местной власти, и секретарь горсовета Моисей Ошеров лично забирал у нас паспорта, которые складывали в мешок. Я, отдавая свой документ, спросил его: «А как же мы будем без паспортов в военное время?» Но Ошеров резко ответил: «Это не ваше дело».

Вел наши колонны военком, капитан Зунтов, маршрут движения пролегал через Унечу, Стародуб, Трубчевск, Погар… и дальше на Воронеж. В Трубчевске мы перешли мост через Десну, и здесь Зунтов приказал технику-строителю горсовета, командиру запаса Воронину собрать отдельную колонну из людей пожилого возраста и вести их на юго-запад… В этой колонне был и мой отец, и вместе с другими «стариками» он попал в руки к немцам… О судьбе отца я узнал только в конце сорок пятого года, когда прибыл из Германии в отпуск в родной Сураж. Иду по улице, а навстречу мне этот Воронин, я к нему подошел и спрашиваю: «Товарищ Воронин, а где мой папа?» – «А как его фамилия?» – «Красильщиков Евсей Волькович». – «Когда мы перешли мост через Десну, нам приказали идти на запад, к Чернигову, где нас должны были встретить наши.

Но никто нас нигде не ждал, мы нигде не видели никаких красноармейцев, и мы сами «притопали» прямо к немцам. Идем по дороге и вдруг видим, немцы со всех сторон!

Мы сначала остановились как вкопанные, потом поднялась паника, но бежать уже было поздно, нас окружили и погнали в лагерь. Всех евреев отделили и бросили за колючую проволоку, не давали им не пить, не есть. Мы находились «в загоне» рядом, бросали им куски хлеба за проволоку, но постепенно все наши суражские евреи стали умирать от голода. Сначала помер ваш сосед Брагин, а потом умер твой отец. Всех евреев уморили голодом, а русских из Суража вскоре отпустили по домам…»

А что стало с колонной молодых призывников?

До Десны мы еще шли организованно, но когда перешли через реку и нам приказали остановиться на ночевку прямо в поле, то уже следующим утром мы не досчитались трети от личного состава колонны, многие наши земляки, русские и украинцы, сбегали назад в Сураж и его окрестности. Многие деревенские двигались с нами на восток на подводах, так они ночью на лошадях смылись по домам.

До Воронежа из нашей «молодежной колонны» дошло всего человек сто, в основном евреи и комсомольские активисты, а остальные… – решили «не рисковать».

Судьба дезертировавших призывников сложилось по-разному, кто-то потом пошел на службу к немцам в полицию и в каратели, например, предателями оказались два моих соученика: Анатолий Гладченко и Александр Копацкий.

Кто-то стал брянским партизаном, но многие из сбежавших из колонны призывников летом сорок первого, еще два года «молча отсиживались в хатах», были «ни вашим, ни нашим» и «пахали на немцев» вплоть до самого освобождения Суража, но тут их сразу «замели» на передовую полевые военкоматы, и фактически все они попали в пехоту и погибли в конце 1943 года в боях за Оршу и Гомель.

А из нашей группы, в которой было примерно двадцать еврейских парней 1922–1924 г.р. с моей улицы, выжил только я один, а все остальные ребята пали смертью храбрых в боях за Родину… Мы дошли до Воронежа, остановились в какой-то роще, где к нам подошел командир в звании лейтенанта и спросил: «Откуда пришли?» – «Из Суража». – «Оставайтесь на месте, к вечеру всех вас отправим». Потом мы прошли пять километров до железнодорожного вокзала, где нас накормили, а потом посадили в теплушки, и мы прибыли на станцию Хреновая. Здесь, нас, призывников, распределяли по колхозам, на помощь в уборке урожая. Я все время держался вместе со своими товарищами: Мишей и Соломоном Каганами, Гришей Лившицем и Мельцером, но здесь наши дороги разошлись. После войны я узнал, что мои друзья все погибли осенью 1942 года в боях в Сталинграде.