Разведчики

В Бресте, по дороге домой, я заснул на вокзале, и кто-то срезал с меня полевую сумку, в которой были какие-то «трофейные мелочи», но самое обидное, в сумке находился блокнот с адресами фронтовых товарищей, и он пропал… Для меня это было ударом…

Во время боев я мог взять в качестве трофея часы или пистолеты, а в остальном не разбирался, тем более считал, что мне чье-то барахло не нужно, меня все равно убьют.

«Барахольщиком» никогда не был…Те, кто был постарше, попрактичней, те везли домой «правильные» трофеи, так, например, старший Бубенков показал мне перед своей демобилизацией, что он везет домой в Россию – чемодан швейных иголок. Я засмеялся: «Иван Васильевич, ты часом не рехнулся? Кому нужен в твоем передовом колхозе целый чемодан иголок? Сеять их собрался?», и Бубенков ответил: «Меня эти иголки еще добрых лет десять кормить будут»… И ведь прав оказался Иван Васильевич, иголки после войны были одними из самых дефицитных вещей. Многие везли домой аккордеоны.

Уже в мае сорок пятого мне бойцы подарили кожаную коричневую куртку с молниями, я всегда о такой мечтал. Но тут приехал в ОЗПР начальник штаба дивизии полковник Сергеев: «Красильщиков, я слышал, у тебя куртка какая-то особенная появилась. Дай хоть посмотреть». – «Так вот она, висит». – «Хм… Шикарная вещь… Это будет мне подарок!», полковник взял куртку и поехал к себе назад, в штаб дивизии…

Война до сих пор снится?

Постоянно… Последний сон был такой – началась война. Я прихожу в военкомат, а меня не хотят призывать, говорят: «… дедушка, идите домой, вам скоро девяносто лет», – а я возмущаюсь, заявляю, что я бывший капитан и командир роты, требую дать мне в руки оружие… Потом проснулся и не знаю, плакать от такого сна или смеяться…

Интервью и лит. обработка: Г. Койфман

Коротков Борис Павлович

Борис Коротков в годы войны

Я попал в Ярославский 1342-й полк. Дело было 6 ноября, немцы первый раз бомбили Ярославль. В сборочный цех пришел председатель парткома и сказал: «Ребята! Создается добровольческая Ярославская дивизия. Кто желает?»

Поставили стол, накрыли его красным полотнищем со старыми лозунгами. Лист бумаги, чернила, перо…

– Подходи, записывайся!

Вперед шагнули двенадцать ребят из нашего ФЗУ. Я шагнул тринадцатым. С тех пор число 13 преследует меня всю жизнь. Первое ранение 13-го, в самолете 13-й, в театре 13-й ряд…

– Подписались? Всем получить расчет.

Беседа I. На фронте

Под Москвой я оказался в феврале. Немцев тогда «швыранули» от столицы, как следует, и они отбежали за Можайск. Мы стояли во второй линии обороны, седлая Можайское шоссе в районе Кубинки. В боях под Москвой я участия не принимал, однако медалью «За оборону Москвы» меня все-таки наградили. Вручили ее уже в Германии в 1945 году вместе с орденом Красной Звезды.

Коротков Павел Васильевич, отец Бориса Павловича

Мы были тогда неразлучны – Шепятис, Дементьев и я, увидели ателье фотографа и решили сфотографироваться на память. Встали в ряд, напустили на себя бодрый вид, и фотограф остановил мгновенье. Вот эту карточку я и отправил маме в Ярославль. Потом война раскидает нас, и каждому отмерит полную чашу испытаний.

От Москвы дивизию поездом повезли в направлении Ленинграда. Доехав до станции Бологое, эшелон повернул на Великие Луки. Здесь мы дважды попали под бомбежку. Немцы потрепали состав и разрушили пути. Пришлось нам разгружаться прямо в поле и по пояс в снегу идти пешком до Осташкова. Там нас снова грузят в телятники и везут до Торопца. Из Торопца вся дивизия маршем идет до города Велиж. Мне и Славе Иванову на марше достался станковый пулемет. Мы спарили лыжи палками и на них его установили. Таким макаром дошли до местечка Кресты. В этом районе кавалерийский корпус Белова в свое время прорывался из окружения. Пройдясь по тылам немцев, кавалеристы покрошили немцев «в капусту». (Скорее всего Борис Павлович наблюдал результаты наступления 4-й ударной армии в ходе Торопецко-Холмской операции в январе – феврале 1942 года. Корпус Белова действовал под Вязьмой. – Прим. С.С.) Столько там было трупов, причем в каких-то странных позах, что я поначалу принял их за стада животных. Как оказалось, дети из близлежащих деревень делали из убитых немцев санки. Они ставили труп на четвереньки, выпрямляли конечности – все это дело замерзало в такой необычной позе – потом переворачивали и катались на таких вот санках с горки. Когда мы шли по руслу замерзшей Западной Двины, то видели, как дети на льду выстраивали окоченевших в такой скотской позе немцев гуськом друг за другом в длинную, причудливо извивающуюся очередь.

Обычно описывают обратную картину.