Не знаю, может, наших погибших уже собрали. Вот лошадей еще было много побито. Они лежали вперемешку с немцами, все это смерзлось в кашу. Вспоминаю, как мы тогда решили съесть убитую лошадь. Мне досталась передняя нога с подковой. Я ее сначала опалил было, начал варить в ведре со снегом, да тут опять марш. Так и шел с этой ногой на плече. А ребята веселятся: «Где это ты, Боря, столько счастья нахватал?» На следующем привале разогрели эту ногу и скушали, а копыто вместе с подковой подарил Докукину под пепельницу.
Всегда спрашиваю ветеранов, чем запомнился первый бой.
Неудачей. Мы дошли тогда до деревеньки Починок-Хлопянский. Слава Иванов заскочил в один из домов на огонек, а там сидят у печки двое военных. Оказалось, что это конная разведка Костромского полка.
– Мальчик, ты откуда?
– Из дивизионной разведки.
– Так у меня там сын Боря служит. Давай-ка его зови и сам приходи.
Славка бежит ко мне: «Боря, там твой отец!»
Вошли в избу, а там стоит такой соблазнительный аромат, от которого живот сводит судорогой. Картошка с козлятиной! А мы-то были рады даже мороженой картошке у сгоревших домов. Папа тогда нас усаживает, спрашивает у товарища: «Покормлю ребят-то?»
Тот улыбнулся в усы: «Так, Пал Васильевич, покорми, конечно. Все ведь не съедят».
Наелись мы от пуза так, что не встать. Вышли на крыльцо, молчим. Вдруг в темноте ярко вспыхнула деревня Добрино, за ней слева за озером Сошно полыхнуло зарево в Воронцово. Треск очередей, всполохи разрывов. Вот оно! Ночной бой!
Папа встал и как-то исподлобья сказал: «Ну, ребятки, смотрите. Вот она, война-то настоящая. Под Москвой нам не пришлось повоевать. Тут точно хлебнем по полной. Вы уж берегите себя!»
Обнялись, попрощались. Резко звучит приказ командира роты: «В ружье. На лыжи!»
Встали на лыжи, двинулись к лесу.
Какой порядок движения? В центре идет основное ядро соединения, спереди два дозорных взвода и по бокам два взвода.
Снег валил в ту ночь невозможно…
Командир роты разведки 234-й СД Докукин И. А., 1942 год. Фото из фондов Ярославского историко-архитектурного и художественного музея-заповедника
Исчезает головной дозор. Командир роты занервничал, догнал наш взвод, бросил на ходу: «Дементьев! Найди головной дозор, скажи, чтоб не отрывались и постоянно держали связь».
Тот винтовку на шею и побежал по следу.
Мы шли за ним какое-то время. Вдруг в поле сухо треснул винтовочный выстрел. И мгновенно тут же весь край леса ощетинился огнем, вверх полетели слепящие ракеты. А мы на снегу как галки. Паника! Скатились в какую-то канаву, потихонечку стали отходить. Ракеты висят, мечутся трассеры…
Отошли по этой канаве до озера к деревне Турнаево, пришли в себя, командиры навели порядок. И надо же, оказалось, что потерь нет. Мало того – даже никто не ранен!
Через три дня в роте вдруг появляется партизанская связная из Горок и спрашивает у Докукина: «Товарищ лейтенант, вы как считаете про вашего пропавшего солдата?» – «Да пропал тут один». – «Он не пропал, он в плену. Просил вам рассказать, чтоб не думали о нем плохо. Допрашивали сначала, потом офицер забрал у него валенки и на машине отправили его в Пречистое».
Рассказ Дементьева: «…я побежал по следу. Вдруг вижу – впереди человек в маскхалате. Вроде наш! Мы же все в маскхалатах. Подхожу к нему, кладу руку на плечо и начинаю втолковывать, что какого черта вы, мол, оторвались от основной группы. Тот встает со снега и поворачивается. Да высокий-то какой! Не узнаю. Хотел еще чего-то спросить…
Вдруг удар ручкой автомата в лицо. Вспышка боли, и я потерялся. Потом оклемался, чувствую, меня несут. Во рту кровь, лицо заплыло. И вдруг до меня доходит, куда меня несут! Вот ведь какая тварь здоровая, меня несет и винтовку. Так получается – я же остальных подвел! Надо что-то делать. Вспомнил, что в патроннике винтовки был загнан патрон. Нащупал винтовку на спине у немца, каким-то чудом нажал на курок. Тут немец мне добавил еще так, что дальше плохо помню. Окончательно я пришел в себя только в деревне Горки…»
Из Пречистого Ваня попадет в Смоленск, а затем в Германию в шахты Рура. В Руре «провкалывает» всю войну. Трижды его вербовали немцы в РОА и на другие надобности, но он отказывался и просидел в шахте до прихода американцев. Наши его от американцев «приняли» и отправили за Урал. На лесоповале Ваня пробыл до смерти Сталина. После освобождения и реабилитации женился на чеченке. Из Чечни уедет в конце девяностых в Муром. Только там мы его нашли и завязали с ним переписку.
Поначалу приходит ответ: «…я тебя не помню. Столько прошло времени, событий и лиц…» Тогда я ему отправил эту фотографию, где мы втроем под Москвой в ателье. Получаю письмо в слезах: «Вы, – говорит, – меня бросили!»
Командир 234 СД И. С. Турьев беседует с командиром разведроты Докукиным. Смоленская область, 1942 г. Фото из фондов Ярославского историко-архитектурного и художественного музея-заповедника
Потом его жена написала, что наша встреча состояться не может, поскольку Ваня умер.
Третий на фото был Иван Шепятис. Как у него сложилась судьба?