Разведчики

В Бологое отправили уже поездом. Луна полная висит. Еще подумал, что прилетят ведь, заразы. И точно, не заставили себя ждать, прилетели. По тени от поезда целились и обстреливали. Только щепки летели от вагонов. Потом на Курской дуге нас так же везли от полевого госпиталя на «ЗИС-3» с Красным Крестом на крыше. А им ведь плевать на этот крест. Зашел и обстрелял. Тех, кто лежал на верхних носилках, поубивало. Мне повезло…

А тогда санитарный поезд прошел Бологое, Рыбинск, Ярославль в направлении на Иваново. Я же, прихватив свою медкарту, спрятался под лавкой на вокзале. Утром меня разбудили какие-то мужики, я проскочил с ними в поезд до Ярославля и там снова залег под скамейку. В семь утра вылез на Московском вокзале и через Тугову Гору рванул домой. По пути встретил своего учителя по русскому языку. Смотрит на меня подслеповато, щурится.

– Боренька, откуда ты?

– Долго рассказывать, Николай Саныч. С фронта я, раненый.

– Ой, да милый. Ты беги быстрее. Мама-то обрадуется.

Домой зашел, так бабушка упала прямо вместе с самоваром. Всех переполошил. Крик, слезы. Бросились ко мне обниматься.

– Тихо. Я весь во вшах.

Через три дня загноилась рана. Я сунулся в здравпункт Ярославского алебастрового завода, там меня обработали и перевязали. Где-то через час у дома появился «воронок», а еще через час я уже сидел в подвале комендатуры на Кирова с всякими бандитами и уклонистами.

Вызывают к коменданту. Вхожу и вижу – у него на столе лежат мои документы: фотография Славика, медкарта, красноармейская книжка, комсомольский билет, вырезки из газеты «За отчизну» про немецкий склад и «шестеро против сорока». Молчим. Он читает вырезки из газеты, и как-то уже по-отечески ко мне:

– Ну, так ты чего чудишь? Садись, давай.

– Можно я постою, насиделся.

– Так ведь ты раненый.

– Есть немного.

– Что же ты сбежал? Ладно, личность твоя установлена. Все вроде в порядке. Шагай-ка на вокзал и жди эшелона с ранеными.

Сижу на Московском вокзале, рядом на скамейке лежит раскрытый журнал с заголовком «Погиб летчик Тимур Фрунзе».

Прибывает эшелон с ранеными, их начинают пересаживать в автобусы и грузовики. Я вместе с остальными сажусь в автобус, и нас везут в госпиталь, расположившийся во дворце пионеров. Через несколько дней по радио объявляют, что наши войска после ожесточенных боев оставили город Ростов-на-Дону. Приходит главврач и просит ходячих раненых освободить койки и садиться на теплоход до Казани. Ну, Казань так Казань! Плывем мимо Костромы, машу рукой родному городу.

В Казани посмотрели на меня скептически.

– Так у тебя ранение-то легкое.

– Как это легкое? Я кровью харкал. У меня, может, осколок в легком.

– Если б был, то ты бы и сейчас харкал.

Меня определили в группу выздоравливающих. В Казани меня нашло письмо из Чухломы. Писала мама моего друга детства – Сани Голубева, что он погиб во время ликвидации банды дезертиров. Сразу всплыли в памяти воспоминания и образы из детства: вот мы купаемся, ловим рыбу, строим педальный автомобиль, встречаем приехавших в Чухлому челюскинцев. Легендарный летчик – Михаил Михайлович Громов с митинга идет в райком партии, а мы бежим рядом. Саня беспрерывно заглядывает ему в глаза и спрашивает: «Михал Михалыч, а как стать летчиком?» – «Прежде всего, надо хорошо учиться. А во-вторых, требуется физическое совершенство!» Хватает нас на руки и несет в горку до самой школы.

23 февраля 1942 года в Чухломе по тревоге была собрана сводная боевая группа, в которую для усиления включили несколько добровольцев из партактива и комсомола. Банду обложили в домике на окраине города. Сдаться они отказались, так что их решили припугнуть. Рассказывали, что Саня взял бидон с керосином и стал обливать дом. Когда он нагнулся, бандиты с чердака через щель выстрелили ему в затылок из пистолета. Начальник группы с «наганом» в руках пошел к дому и, как полагается, стал им кричать, чтоб они сдавались и что они окружены. А ему в ответ: «Сейчас мы вам покажем, как мы окружены!»

Терять бандитам уже было нечего – они пошли на прорыв. Перестреляли семь человек (включая начальника группы), нескольких ранили, встали на лыжи и ушли в сторону Галича. Оказалось, банда была вооружена нарезным оружием. А у одного дезертира даже была «СВТ»! После такого оборота событий прибыла усиленная оперативная группа. Бандитов «ущучили» в каком-то сарае, прострочили этот сарай пару раз пулеметными очередями. И снова: «Сдавайтесь! Вы окружены!»

С пулеметами не поспоришь, это тебе не «наганы» участковых. Сдались. Оказалось, что главарь банды был заброшен немцами для организации подрывной деятельности у нас в тылу. К нему примкнули уголовники и дезертиры.

Борис Павлович, я так понял, в училище Вы попали после госпиталя?

В училище я проучился после ранения около полугода с июля месяца. Занимались по 12 часов, невзирая на погодные условия. Запомнились тогдашние морозы под 40 с лишним градусов.

Как кормили в училище?

Хорошо. 9-я курсантская норма.

А на фронте?