Наши готовые к бою минометы стоят на позиции. Тут взгляд Чернышева уперся в этот злосчастный миномет.
– А это что еще такое? Почему без плиты?
Все плечиками пожимают, глазки отводят. Никто не знает. Я доложил, как все произошло, и вызвался найти плиту.
– Чтобы завтра же была на месте. Как будете вести огонь?
– Сумеем, товарищ майор.
Спилили дерево, раскололи его пополам. Положили этот кусок плашмя, ножом прокрутили дырку под шаровую пяту от ствола. Смотрим – майор назад идет.
– Это что?
– Плита, товарищ майор.
– Ну-ка попробуй.
Две мины запустили. Хлоп-хлоп…
– Нормально. Но плита чтоб была на месте. Сам погибай, а оружие… Дальше сами знаете.
– Так точно!
Все затихло. Танки горят. Мы очумелые сидим на позициях. Все в пыли, в дыму. Решили пожрать. А пчелы по полю летают, жужжат, собирают нектар…
Когда наши танки стали бить им в борта, их правофланговые развернулись и врезали нашим. Всех пожгли бронебойками. Я ходил после боя смотреть. Тоже догорают, стоят. Одному влепили снаряд под срез – башня лежала в пяти метрах от танка. Половина танкиста осталась в корпусе, другая улетела с башней.
Наступил вечер. Ко мне подсел Забавный.
– Коротков. Тебя за язык никто не тянул. Так что давай, дуй за плитой. Бери с собой помкомвзвода и иди.
Пошли мы с ним. А там лесок был. Все стволы деревьев очищены от коры на человеческий рост. Это немцы позаботились. Как только на их фоне появляется силуэт, они сразу лупят. Вдруг справа бежит солдат. Его тут же срезали пулеметной очередью. Тот только руками взмахнул и затих. Ладно. Дальше мы уже поползли по-пластунски. Немцев не видно. Вдруг Корнюхов «заполошил».
– Осторожно, лейтенант! МЗП!
Смотрю – точно. На тонкой проволоке висит сетка. Проволока еще и под напряжением. Вот умельцы! Поползали вдоль нее. Нет прохода. Развернулись назад. На огневую пришли с пустыми руками.
Когда мы вернулись назад, у немцев по всей линии пошли белые ракеты. Идет самолет и пускает ракеты. Отход перпендикулярно ракетам. Отход? Слава богу, покатились.
Утром командир полка кричит:
– Подъем! Вперед! Огнем и колесами сопровождать пехоту!
Мы подошли к какой-то высотке. Глазом я отметил на вершине спиленный тригонометрический пункт. Командир роты разрешил привал возле ручья. Начали мыться-полоскаться. Снимаешь гимнастерку, ставишь ее на землю. Она стоит, не падает! Соль и пот. Пот и соль. Н-да…
Вдруг откуда ни возьмись появляется «Виллис». Из него вылезает генерал в плащ-палатке. Почему генерал? Было видно лампасы. Начинает всех костерить за помывку и гонит вперед. Командир роты вдруг сдрейфил, хотя он знал командира дивизии и всех командиров полков в лицо. Командиром нашей дивизии был Федюнькин. Не надо путать с Федюнинским. Так вот ему бы спросить у этого генерала документы. Куда бы он делся?
Только мы вышли к тригонометрическому пункту, нас сразу накрыли плотным артогнем. Тут уже командир роты понял свою ошибку. Да, пойди поищи теперь этого генерала. В то время там действовали власовцы. Много их было тогда. Много. И этот тоже был из их компании. Человек двенадцать мы сразу потеряли только погибшими. У этого треклятого пункта и захоронили всех в братской могиле. Я поснимал с них полсумки орденов и медалей, чтобы сдать потом в строевой отдел. Опытные погибли ребята, бывалые. Были, конечно, и новички. Как раз тогда Нузуралиева и Аджиева ранило в руки.
Дотащились до сосновой рощи. Остановились, выкопали огневую позицию. Туда потом и прилетел «мой» снаряд…
«Катюши» сорвали атаку?
Конечно. Танки горели.
Танки горели из-за попаданий «Катюш»?
Да. Это же, как напалм. Горели, еще как горели.
Противотанковой артиллерии не было рядом?
Нет. Мы же наступали. Ты понимаешь?
Вы на танки сбоку смотрели?
Нет. Они шли прямо на нас. Их остановили метров за триста. Поле было около километра, слева в засаде стояли наши танки. Как только немцы выскочили к ним бортами, они стали их бить. Танки шли линией на расстоянии пять метров друг от друга. «Тигры», «Фердинанды»…
Как Вы определяли «Тигра»?
Он квадратный. Коробчатый такой. У него нет этих скосов.
А «Фердинанд» как?
По пушке. Ствол – шесть метров.
Беседа III. Третье ранение