Разведка и другие тайные службы древнего Рима и его противников

Трудно было бы назвать странной смерть 91-летнего Гиерона Второго, да и возраст Гелона — 61 год — был на то время весьма почтенным. Но почти одновременная смерть двух сиракузских тиранов, приверженцев Рима, была явно на руку Карфагену и вполне могла стать результатом работы карфагенской агентуры. Во всяком случае, Тит Ливий пишет, что «в Сицилии всё для римлян изменилось со смертью Гиерона и переходом власти к его внуку Гиерониму, мальчику, которому не под силу было умеренно пользоваться даже своей свободой, а не то, что властью. Его возрастом и наклонностями воспользовались опекуны и друзья и столкнули его в самый омут» [Т. Liv., XXIV, 4, 1]. Понимая, с какими трудностями придётся столкнуться внуку, Гиерон Второй «оставил мальчику пятнадцать опекунов и, «умирая, просил их хранить верность римскому народу, нерушимо им пятьдесят лет соблюдаемую[87], а мальчика вести по следам деда и наставлять в правилах, в которых он воспитан» [Т. Liv., XXIV, 4, 5].

Приход к власти Гиеронима состоялся без эксцессов. «Опекуны обнародовали это завещание и вывели к собравшемуся народу мальчика — ему было уже лет пятнадцать. Среди народа расставили несколько человек, которые криками одобрили бы завещание…» [Т. Liv., XXIV, 4, 6–7]. Но как только Гиероним был провозглашён новым тираном, его придворные тут же перегрызлись между собой, и «вскоре Адранадор удалил остальных опекунов, твердя, что Гиероним уже юноша и способен править» [Т. Liv., XXIV, 4, 9]. Сам Адранадор также сложил с себя опекунские обязанности, однако сумел сохранить за собой наибольшее влияние на юного правителя.

Гиероним между тем стал править совсем не так, как правили его дед и отец. Те, прочно держа в своих руках власть, умели ладить с согражданами и не раздражать их, а Гиероним, по мальчишескому недомыслию, слишком увлёкся внешними атрибутами власти. «Прежде всего он видом своим показывал, какова пропасть между ним и остальными. Люди, за столько лет привыкшие к тому, что ни Гиерон, ни его сын Гелон не отличались от прочих граждан одеждой или какой-то особой приметой, увидели Гиеронима в пурпурной мантии с диадемой, выезжавшего из дворца, как тиран Дионисий, четвёркой белых коней в сопровождении вооружённой свиты. Этой горделивой пышности соответствовали пренебрежение ко всем, манера свысока слушать, обидные слова, доступ, затруднённый не только чужим, но даже опекунам, новые прихоти, бесчеловечная жестокость. Такой ужас напал на всех, что некоторые опекуны добровольной смертью или бегством избавили себя от страха или пыток» [Т. Liv., XXIV, 5, 3–6]. Скорее всего, что коронованного мальчишку умело подзуживал всё тот же Адранадор, преследуя при этом свои собственные интересы. Очень скоро из всех бывших опекунов, вхожими во дворец Гиеронима, остались только трое — Адранадор и Зоипп, родственники Гиеронима, и некий Фразой, причём «Фразона тянуло к римлянам, а двух других — к карфагенянам» [Т. Liv., XXIV, 5, 8]. Гиероним охотно слушал их споры, но не спешил принять решение.