Разумеется, НКВД удалось нанести нам немалые потери. Что еще хуже, он начал засылать своих собственных людей через линию фронта с целью проникновения в состав участников операции «Цеппелин» и подрыва ее изнутри.
Для отправки агентов в Россию по воздуху в наше распоряжение была отдана эскадрилья боевых самолетов, но военный и политический отделы разведслужбы, которые в то время еще работали порознь, а зачастую еще и с противоположными целями, вынуждены были делить между собой ограниченное число самолетов и весьма ограниченные запасы топлива. Как следствие, отправка агентов с различными заданиями все больше и больше отставала от графика. Ничто не действует разрушительнее на нервы агентов и их боевой дух, чем слишком долгое ожидание отправки на задание. Поэтому мы объединили агентов, ожидавших отправки, в боевое подразделение под названием «Дружина», которое должно было поддерживать безопасность за линией фронта и в случае необходимости вступать в бой с партизанскими отрядами. Командовал «Дружиной» русский полковник Родионов, известный как Жиль, с которым я уже провел беседу.
Теперь в результате дальнейших бесед с ним я начал ощущать, что его изначальное неприятие сталинской системы начало претерпевать некоторое изменение. Он считал катастрофой то, как обращаются немцы с русским населением и русскими военнопленными. Это было именно то, против чего я так тщетно протестовал. С другой стороны, я должен был защищать точку зрения Гиммлера. Я сказал Жилю, чтобы он не забывал, что ведение войны и применяемые методы становятся более жесткими и безжалостными с обеих сторон. Если рассматривать партизанскую войну, то весьма сомнительно, что русские не виновны в таких же или даже более серьезных преступлениях, что и немцы. В ответ он напомнил мне о нашей пропаганде о русских «недочеловеках». Я ему сказал, что это он сам выбрал слово «пропаганда» — в военное время трудно провести четкие границы морали. Я был убежден, что белорусы, украинцы, грузины, азербайджанцы, туркмены и другие национальные меньшинства поймут эти лозунги как просто выражение военной пропаганды.
Когда мы начали терпеть в России неудачи, это, безусловно, стало затруднять нашу разведывательную работу. В то же время определенные сложности возникли в управлении «Дружиной». И наконец, несмотря на мои неоднократные предупреждения, случилось то, чего я так боялся: «Дружина» в очередной раз была использована в безжалостной «проверке» партизанской деревни. При конвоировании длинной колонны пленных партизан, направлявшейся в концентрационный лагерь за линией фронта, полковник Родионов приказал своим людям напасть на сопровождавший их отряд СС. Захватив немцев врасплох, русские перебили их самым чудовищным образом. Люди, которые изначально искренне сотрудничали с нами, постепенно стали нашими злейшими врагами. Родионов связался с центральной организацией по ведению партизанской войны, находившейся в Москве, и заставил своих подчиненных повернуть против нас. После этой бойни он вылетел в Москву со скрытого партизанского аэродрома. Там он был принят лично Сталиным и награжден орденом. Это был серьезный провал, за который, однако, лично я не нес никакой ответственности, так как я до этого не раз просил Гиммлера не вовлекать Родионова в борьбу с партизанами.
Помимо мер, принятых для набора русских на разведслужбу, было заведено досье, в котором содержались материалы о наиболее квалифицированных русских военнопленных. С течением времени эти ценные специалисты были изъяты из скучной и бесполезной жизни военнопленных и получили возможность заниматься работой, для которой они имели квалификацию: в области электротехники, химии, производства стали и т. д. Со временем их недоверие было преодолено, они организовали дискуссионные сообщества и учебные группы и привыкли к лекциям немецких специалистов. Благодаря сотрудничеству, которое велось в психологических направлениях, вроде этих, было получено много ценного материала, который помог нам не только оценить научный прогресс России, но и стимулировать нашу собственную оборонную промышленность. В добавление к «массовой занятости» были также и особые задания. Добровольцев, которых сочли подходящими для их выполнения, одевали в гражданскую одежду и давали подходящее жилье, в основном в частных домах, принадлежавших разведслужбе.