Разведывательная служба Третьего рейха. Секретные операции нацистской внешней разведки

Вдоль сельских дорог зрелище всегда было одно и то же: огромные участки земли справа и слева были совершенно не тронуты смерчем войны; деревни, крестьянские дома и церкви стояли в глубоком умиротворении. А по дорогам катился военный транспорт — грузовики, бронированные автомобили, танки, мотоциклы — все они двигались на фронт. А в противоположном направлении бесконечные потоки военнопленных, истощенных сражениями, напряжением и голодом, устало тащились навстречу уготованной им тяжелой судьбе. На скорости проезжали санитарные машины, перевозившие раненых — как своих, так и вражеских. Контрольно-пропускные пункты военной полиции и другие препятствия создавали огромные транспортные пробки, в которых вынуждена была стоять иногда даже колонна машин фюрера. И были еще не очень протяженные участки сельской местности, где прошли ожесточенные бои, а артиллерия и пикирующие бомбардировщики опустошили поля, скосили деревья и снесли дома.

Я никогда не забуду портовый город Гдыню, в который мы вошли вскоре после его капитуляции. Я был глубоко потрясен тотальным разрушением жилых кварталов, и я не мог не спрашивать себя, почему вермахт вел здесь войну. До этого момента я не имел настоящего представления о том, что означает тотальная война.

В этих поездках мы обычно выезжали на фронт в девять или десять часов утра и возвращались к поезду ближе к ночи. Мы сами должны были обеспечивать себя пропитанием — бутербродами, термосами с горячим чаем и коньяком, чтобы защищаться от все усиливающегося холода. Так как адъютанты СС уже были перегружены другими обязанностями, то обеспечивать всех провизией стало моей работой.

Однажды мы возвратились так рано, что большая часть нашей провизии и напитков осталась нетронутой. На следующий день нас вызвали рано, и термосы с чаем не были готовы. У меня было время взять лишь то, что осталось со вчерашнего дня: наполовину выпитую бутылку коньяка и два пакета с бутербродами, которые я положил у окна в надежде, что наутро они останутся свежими.

После более чем двухчасовой езды в открытом автомобиле Гиммлер попросил чего-нибудь подкрепиться, и группенфюрер Вольф забрал у меня пакет с бутербродами, и они вдвоем начали их есть. Они уже расправились с первым пакетом, когда им попался на глаза второй. Все остальные бутерброды были покрыты зеленой плесенью. Лицо Гиммлера позеленело даже еще больше, когда он отчаянно боролся с тошнотой. Я быстро предложил ему коньяку — обычно он не пил, самое большее — два или три стакана столового вина. Но сейчас он сделал большой глоток, а затем, когда ему полегчало, вперил в меня стальной взгляд. Я приготовился к худшему. «Я вижу, сами вы не съели ни одного бутерброда». Я поспешил объяснить, но выражение его глаз было ужасно, когда он поблагодарил меня за то, что я вернул его к жизни с помощью коньяка после попытки отравить его.

К этому времени немецкие армии уже приближались к Варшаве, и мы на самолете полетели посмотреть этот последний и самый волнующий этап военной кампании. Мы полетели вдоль Вислы к Бугу через так называемую «страну четырех рек» — Писсы, Нарева, Вислы и Сана. Большая часть территории, над которой мы пролетали, казалось, не была затронута войной.

Приземлившись вблизи Варшавы, мы осмотрели два сильно поврежденных польских бронепоезда, которые были выведены из строя «Штуками» (пикирующими бомбардировщиками). Гитлер лазал по обломкам, рассматривая все очень тщательно. Три или четыре бомбы упали рядом с поездами и вырыли в земле огромные воронки. Подсчитав количество попаданий и падений бомб рядом с поездами, он отдал приказ усовершенствовать прицел «Штук». Он лично измерил толщину брони поезда линейкой и изучил его вооружение, калибр пушек и т. д. Он настаивал, что хочет увидеть все лично, и карабкался по обломкам, а Кейтель, отдуваясь и потея, бегал за ним.

Доктор Морелль — личный врач Гитлера полетел вместе с нами на этот раз по его просьбе. Какое-то время мы летели в очень плохих погодных условиях, и Морелля сильно тошнило. Мне он никогда не нравился, но горестно было смотреть на этого несчастного человека с позеленевшим лицом, беспомощного, несмотря на все свои таблетки и уколы.

Позднее мы наблюдали за работой артиллеристов, которые вели полномасштабные боевые действия, хотя офицеры, описывающие ситуацию, говорили, что сопротивление оборонявшихся значительно ослабло. Передовые отряды немецкой пехоты уже проникли на окраины города. Наша артиллерия выпускала один залп за другим, так что шум был оглушающим. Время от времени недалеко от нас падали польские снаряды, но Гитлер не обращал на них внимания. Он отмахивался от доброжелательных предложений покинуть зону огня, говоря, что хочет все видеть своими глазами.