22 июня 1941 г., в тот день, когда наши войска ступили на территорию России, после разговора с Гейдрихом, длившегося едва ли больше трех минут, я пошел в здание AMT VI, чтобы принять должность начальника этой службы. Слухи о моем назначении циркулировали уже несколько дней, и некоторые старательные и ответственные сотрудники приветствовали его от всего сердца, но чувства огромного большинства варьировались от открытого недовольства до молчаливого и настороженного выжидания.
Сначала я посвятил себя решению очень трудной проблемы кадровых изменений, которые я обдумывал в течение предыдущих недель. Мои первые дни на новой должности были настолько заполнены непривычными обязанностями, что каждую ночь я падал в кровать смертельно уставшим. Теперь мне нужно было организовать новый рабочий распорядок для себя. В эти первые важные дни я понял, что достиг цели, к которой стремился много лет, и передо мной стоит огромная задача перестроить нашу систему внешней разведки в разгар войны на два фронта. Я был подавлен и сбит с толку бременем своей ответственности и временами не знал, с чего начать. Я решил сначала нащупать свой путь в рутинной работе этого ведомства, а затем постепенно заняться более серьезными проблемами. Я уже давно обдумывал их, конечно, и теоретически разработал четкие решения, но их было не так просто воплотить на практике.
Я чувствовал, что должен спокойно все обдумать, и решил уехать из Берлина на несколько дней и навестить своего друга доктора Мельхорна. Это был человек с огромным опытом в таких делах: в то время он создавал администрацию на восточных территориях, и я знал, что могу обсудить с ним свои проблемы и спросить совета. Он жил в Позене, и вместе с ним мы поехали в усадьбу одного польского землевладельца, с которым я был знаком. Первые три дня я решительно откладывал все рабочие проблемы и всецело посвятил себя охоте, верховой езде и рыбалке. Сельская местность с ее просторами и очарованием восходов и закатов давала столь необходимое мне спокойствие. Можно было почти ощущать дыхание земли и вдыхать множество запахов, приятных и сильных, под ясными восточными звездами на широко раскинувшемся ночном небе. Но очарование лета и ритмы природы нарушали стаи самолетов, летевших к фронту, что напоминало мне о суровой и разрушительной реальности наступивших времен. Ничто больше меня не беспокоило, и я мог спокойно предаваться размышлениям.
Проблемы, которые стояли передо мной, были многочисленны и сложны. С одной стороны, в Германии не было, как в Англии, традиций в разведке и, как следствие, было мало признательности или понимания трудной, но жизненно важной роли, которую играет эта служба. Другим серьезным недостатком было отсутствие единой разведывательной системы. Вместо нее существовало множество дублирующих друг друга бюро и агентств, что приводило к копированию, расточительству, неэффективности и неизбежной личной и профессиональной зависти и ревности. Наконец, существовала острая нехватка специально обученного персонала.
При обсуждении этих проблем и моих планов по их устранению с доктором Мельхорном он подчеркнул, что, по его мнению, я совершенно неправильно оценил мотивы Гиммлера и Гейдриха. Для них единственным соображением была политика с позиции силы. Он был убежден, что они безжалостно бросят меня при первых признаках неудачи. Эта возможность не обнадеживала, но я был полон решимости стараться изо всех сил и был уверен, что смогу справиться с этой работой и одновременно не попасть ни в какую ловушку.
Освеженный общением с Мельхорном и подхлестываемый нашими дискуссиями, я возвратился в Берлин, чтобы начать выполнять свою задачу. Вскоре стало очевидно, что Мельхорн не ошибся в своем анализе.
Гейдрих, всегда крайне подозрительный и испытывающий ко мне личную антипатию, внимательно проверял все этапы моей работы и создавал мне все возможные трудности. Я понял теперь, до каких глубин ненависти, зависти и злобного интриганства способны опуститься люди. Были моменты, когда я чувствовал себя больше затравленным зверем, чем руководителем департамента. Единственным, что придавало мне сил работать дальше, были удовольствие и удовлетворение, которые я получал от самой работы.