Развязанные узлы

– Побереги Адриенну. Ты сам понимаешь… после смерти Лоренцо Сибеллина… помнишь, что началось?

Филиппо помнил уроки истории.

И наводнения, и болезни, и засухи, и неурожаи… да там поди перечисли все…

– Я помню.

– Вот и отлично. Так что береги жену и детей.

– Она…

– Насколько я знаю, не беременна. Да и нельзя ей до семнадцати лет, ты забыл?

Филиппо понурился.

Ладно… просто решил, что это очередная бабская блажь… а что решил с подачи эданны Франчески, и вовсе не вспомнил.

Рука отца сжала его ладонь.

– Это правда. Ей действительно нельзя, запомни. Убьешь – новую искать негде.

– Отец…

– Пообещай ее беречь.

– Мое слово! – рявкнул Филиппо Четвертый.

И осекся.

С лица его отца словно уходили все краски, выцветали…

– Люблю тебя, сын…

А больше он и сказать ничего не успел, заваливаясь на подушки, опрокидываясь, серея лицом…

– ДАН ВИТАЛИС!!!

В комнату влетели все.

Адриенна, кардинал, камердинер, доктор, еще кучка придворных… Дан Виталис кинулся к королю, но было уже поздно.

Непоправимо поздно…

– Я вынужден сообщить о кончине пациента, – нестерпимо лекарским тоном произнес дан Виталис.

Но это уже и без него всем было видно.

Кардинал подошел и встал на колени рядом с кроватью, начиная читать молитву…

Филиппо Четвертый, теперь уже единственный король Эрвлина, закрыл лицо руками.

Адриенна переглянулась с даном Пинной, и они поняли друг друга без слов. Бывший камердинер, а нынче… а впрочем, это пока было не важно. Он начал теснить придворных к выходу, и все слушались, а Адриенна подошла к Филиппо и крепко обняла его.

– Чш-ш‑ш‑ш‑ш‑ш… я рядом. Ты не один. Ты – не один…

Мужчина вцепился в юбку шикарного синего платья и разрыдался словно ребенок.

Да ребенком он и был. И не отца сейчас провожал – хоронил собственное безмятежное и беззаботное детство. Когда есть и на кого свалить, и кого попросить, и кому поругать, и кому пожаловаться…

Просто – есть.

А теперь никого не осталось. А холод подступает, и пустота, и тоска…

Адриенна все это преотлично понимала, но жалко ей Филиппо не было. Вот ничуточки. Жалость – она ведь тоже бывает разная. Есть та, что от ума, есть та, что от сердца. Вот у Адриенны был первый вариант.

Умом она понимала Филиппо и сострадала ему.

Сердцем же…

А она по его милости что пережила? Не напомнить?

Вот то-то и оно… Нет уж, она не забудет, не простит и не смирится! Но здесь и сейчас посочувствует супругу, как и любому человеку. И только…

Посочувствует, потому что понимает, что он чувствует.

Но – не пожалеет.

Она уже лишилась всего по милости Эрвлинов. Лишилась дома, семьи, отца, любви и спокойствия, подруг и друзей… даже любимого дела! Ей конями нравилось заниматься, а не придворными жеребцами и кобылами… тьфу на них шесть раз, глаза бы эти морды не видали!

Вслух она этого не говорила. Просто держала мужа, гладила по волосам и шептала какие-то успокоительные глупости. Ладно уж…

Наконец Филиппо успокоился и отцепился от ее платья.

– Все в порядке, Риен.

– Нет, Филиппо, – качнула головой королева. – Дан Пинна ждет вас в гардеробной.

– Зачем?

Адриенна молча сняла с пояса зеркальце и поднесла к лицу супруга. Того аж передернуло. Такой потрясающий натюр-морд получился, что просто жуть! Словно на морде лица слоны оттоптались! Именно что морде.

Другим словом ЭТО назвать никак нельзя. И сопли, черт!

После слез-то…

– Иларио принес воды, льда, травяные компрессы. Пожалуйста, потом вы можете на нас поругаться, а сейчас давайте приведем вас в порядок.

Ругаться Филиппо и не думал. Вместо этого молча направился к двери в гардеробную. Адриенна задержалась у кардинала, и, когда тот закончил одну из молитв, тихо спросила:

– Присылаю слуг?

– Да, эданна Адриенна. Вы чудо…

Адриенна улыбнулась кардиналу одними краешками губ и вышла вслед за Филиппо. Она сейчас пройдет через гардеробную к придворным и будет распоряжаться, пока его величество не приведет себя в божеский вид. Только вот…

– Филиппо, я отдам приказ? Пусть его обмоют, переоденут…

– Да, пожалуйста. – Говорить четко Филиппо было сложно. Иларио действовал не хуже заправского лекаря, и король сейчас сидел с травяной маской на лице. А дан Пинна ловко прикладывал сверху смоченную чем-то зеленоватым ткань.

– Я сделаю, – отозвалась Адриенна. И вышла.

Мысль о том, что это укрепляет ее позиции при дворе, она озвучивать не стала. Зачем?

Вовсе даже ни к чему такое вслух говорить. Хватит и того, что все дойдет до эданны Вилецци. И как умирал король, и как распоряжалась Адриенна… и придворные ее слушались…

Так-то!

Франческа может быть ночной хозяйкой. Но днем ей придется кланяться Адриенне.

Пока.

Пока они обе что-нибудь не придумают.

* * *

Организовать королевские похороны?

Для этого дела есть министр двора, есть церемониймейстер, есть казначей, наконец… Адриенне особенно и делать ничего не надо было.

Кто где будет сидеть, стоять, идти… поминальная трапеза и прочее… Все уже устроено до нас. И превосходно отлажено. Тут главное со своими ценными советами не лезть и лишний раз смету проверить.

Адриенна так и сделала: вычеркнула пару явно лишних строчек, вызвав у церемониймейстера приступ дрожи. И покачала головой: