– Еще две я оставляю. Но воровать надо в меру.
Мужчина намек понял и поклонился вполне почтительно. Равно как и казначей. Он эти строчки тоже видел, но убирать не стал… поймет ее величество? Нет?
Оказалось, что над отчетами она просиживала не зря, и мужчины переглянулись. Да уж… ладно, судя по всему, королева хоть и видит, что не надо бы видеть, но казнить направо и налево не собирается. Понимает, что честных чиновников не бывает.
Это вроде как черная роза… гхм! Да уж, учитывая розарий – неудачное сравнение.
Ну ладно!
Сразу же после неворующих чиновников в программе летающие черепахи и крокодилы-академики. Этих уж точно не будет, хотя бы потому, что оппонентов они попросту сожрут. С костями и в буквальном смысле.
И колесо закрутилось.
Филиппо Третий был обмыт, приведен в приличное состояние, уложен в гроб, на катафалк, и процессия двинулась по улицам столицы.
Сразу за гробом под руку шли его величество и ее величество.
Он – в белом и синем, она – в черном и синем, у обоих лбы повязаны синей лентой в знак траура… да и горожане повязывали такую же ленту…
Эданна Франческа не упустила свой случай, и синей статуей скорби застыла на балконе. Вся такая величественная и возвышенная… в руках букет синих цветов…
Она собиралась бросить его на гроб, когда подойдет процессия, и таким образом привлечь к себе внимание.
Увы, Филиппо Четвертый брел, не поднимая головы. Тоска давила ему на плечи не хуже небесного свода.
А Адриенна, которая увидела это «картинное-красивое», взбесилась не на шутку. И…
Сибеллины действительно могут влиять на погоду.
Адриенна, хоть и неосознанно, именно это и сделала.
Налетел порыв ветра, взметнул волосы, взъерошил все, до чего добрался, а эданна Франческа… ей не повезло особенно.
Узкие улицы ветру не сильно-то и разгуляться дадут. А вот балкон – тот повыше, и простора там больше.
И…
Юбки эданны совершенно некрасиво оказались задраны ей на голову. Да так, что зрелищем она народ обеспечила намного раньше. И куда как более занятным. Процессия еще не подошла, а люди засвистели, захихикали…
Букет полетел вниз, Ческа сражалась с юбками, с распущенными волосами, которые тоже запутались в украшениях… проклятье! Да чтоб вам всем… чтоб вас всех!!! Служанки суетились вокруг, еще больше увеличивая суматоху, пока одна, самая умная, не догадалась утащить эданну с балкона и приводить в себя уже в доме.
Ческа скрипела зубами, но понимала, что выбора нет. Проклятый ветер!
Впрочем, с Адриенной она его не связала. С чего бы? Она ведь не ведьма…
Филиппо соизволил поднять голову, когда его любовницу уже уволокли в дом, а Адриенна уточнять ничего не стала. Просто погладила ледяную руку супруга.
Ладно уж!
Пройдя по улицам города, процессия вернулась во дворец.
Там, в склепе под храмом, и упокоился прах Филиппо Третьего.
А поминальная процессия, во главе с Филиппо Четвертым и его супругой, отправилась на поминальную же трапезу, уже накрытую по всем правилам – даром, что ли, повар с рассвета с ног сбивался.
Ему дан Иларио тоже словечко успел шепнуть, пока за кардиналом ходил. Так что… успели.
В этот вечер Филиппо напился так, что до кровати его буквально дотащили. С помощью того же дана Иларио.
И оставили у супруги. Адриенна обещала приглядеть…
Конечно, королям не особенно подобают такие отношения, и она могла бы свалить все на слуг…
Могла бы.
Но… ей тоже надо было укреплять свое положение при дворе.
Пусть эту ночь супруг проведет у нее, а не у эданны Франчески. А уж дан Иларио распустит нужные слухи, подчеркивая, кто тут для утех, а кто – семья.
Жаль, что нельзя учредить такую должность, как создатель и распространитель слухов. Дан Иларио справился бы…
Ну да ладно.
Адриенна решила, что пока он будет служить в должности хранителя драгоценностей… не сам, конечно, а главным над двумя фрейлинами, приставленными к ее шкатулке. Пусть разъясняет дурочкам вопросы чистки золота и серебра.
А потом, когда родится ее ребенок… Надо завтра подписать у Филиппо указ. О назначении дана Иларио камердинером принца, как только малыш появится на свет. Дату только не проставлять, а указ оставить у Иларио.
Это будет правильно.
Филиппо храпел и нестерпимо вонял перегаром.
Адриенна сидела в кресле и смотрела на звезды.
И было ей жутко, невыносимо тоскливо.
Она достала медный крестик и поднесла к губам.
– Лоренцо…
Не шепот. Просто – выдох. Чтобы и по губам ничего толком не прочли.
Единственное, что всегда остается с нами, – это надежда…
Динч поправила чадру на лице и шагнула в трактир.
Правда – через заднюю дверь.
Да, ее терпение лопнуло. Цинично, жестоко и с громким хлопком, как надутый детишками для игры бычий пузырь.
А сколько можно?!
Адриенна!!!
Динч от всей души ненавидела и это имя, и эту женщину… не видела, но видеть и ни к чему! Хватит уже того, что Лоренцо в очередной раз назвал ее именем саму Динч!
Ну да…
В определенные моменты жизни мужчины себя не контролируют. И слова у них вырываются непроизвольно… имена…
Обидно, знаете ли!
Очень и очень обидно!