Развязка петербургских тайн

В два часа Полиевкт Харлампиевич вышел из гостиницы «Европа», нанял извозчика и приказал ехать на Старое кладбище. Если бы его спросили, зачем он туда едет, он не смог бы ответить ничего вразумительного. Почему-то его неотвратимо тя­нуло в последний раз увидеть корнета.

Извозчик медленной рысью ехал по Немецкой улице. Погода была солнечная, верх коляски отки­нут, и Полиевкт Харлампиевич с удовольствием ос­матривал здания, прохожих.

Вдруг ему показалось, что он сходит с ума. На­встречу по тротуару фланирующей походкой, по­игрывая тросточкой, шел следователь Аристарх Петрович. Он заметил Хлебонасущенского, дружес­ки улыбнулся и поприветствовал его, приподняв котелок.

Старое кладбище. Саратов.

Корнета хоронили возле кладбищенской огра­ды. Собралось много разношерстного народа: офи­церы, гимназистки, чиновники... Многие плакали.

Несколько прочувствованных слов сказал у гро­ба полковой командир Красильщиков, выступили два оратора из публики.

Хлебонасущенский затесался в толпу... Он и пред­положить не мог, что столько людей придет простить­ся с корнетом. Он плохо слышал выступления ора­торов: голова его лихорадочно исчисляла варианты причин, по которым в Саратове появился Аристарх Петрович. Он так глубоко погрузился в размышле­ния, что лишь со второго раза услышал просьбу мо­лодой женщины с огромным букетом роз в руках пропустить ее к гробу.

Полиевкт Харлампиевич посторонился и уви­дел Машу. Она шла под руку с Долли Шеншеевой, которую Хлебонасущенский видел пару раз в доме Шадурских. Чуть позади них шел граф Каллаш.

У Полиевкта Харлампиевича закружилась го­лова, ноги стали ватными. Он не мог отвести глаз от Маши, все окружающее перестало для него су­ществовать. Ради этой женщины он с превеликой готовностью отдал бы все, что имел, стал бы ни­щим, лишь бы иметь счастье видеть ее.

Но тайный, неведомый голос говорил ему: «Беги! Немедля беги! Здесь для тебя находиться смертельно опасно. Это — не случайность, что по улицам бродит Аристарх Петрович, что здесь со­брались люди, которых ты хорошо знаешь».

Он с трудом оторвал взгляд от Маши, высколь­знул из толпы и побежал к извозчику, оставленно­му им у кладбищенских ворот.

— В «Европу», — распорядился Хлебонасущен­ский. — Верх подними!

Извозчик удивился:

— Вёдро на дворе... Дождя не будет...

— Делай, что говорят, — велел Хлебонасущен­ский и, когда верх был поднят, спрятался в глуби­не коляски.

Дом Загурского. Петербург.

Профессор Загурский занимал большой двухэтажный дом на Литейном проспекте. Дом стоял в глубине сада, за высоким забором с замысловатой кованой решеткой. Слева от дома был флигель для слуг, справа — длинный каретный сарай.

В этот дом, в комнату на втором этаже с окна­ми в сад, профессор распорядился поместить ба­ронессу фон Деринг, здоровье которой благодаря правильно назначенному лечению и хорошему ухо­ду быстро шло на поправку. Комната была обстав­лена с изысканным вкусом, на тумбочке возле по­стели всегда стояли свежие цветы; к больной была приставлена опытная сестра милосердия.

Раз в день к баронессе непременно заходил Пла­тон Алексеевич, внимательно осматривал ее, на­значал новые лекарства. У них установились стран­ные отношения. Загурский был немногословен... Произведя осмотр, он интересовался, не нуждает­ся ли в чем-либо баронесса, и стоило ей высказать даже самую пустячную просьбу, как она тут же бывала исполнена. Это было приятно Наташе и вме­сте с тем беспокоило ее. Однажды, после очеред­ного осмотра, Наташа решила откровенно погово­рить с доктором.

— Скажите, доктор, когда вы намерены объя­вить мне, что я окончательно здорова? — спроси­ла она.

— Еще недельку-полторы вам следует поле­жать... А дальше мои возможности будут исчерпа­ны... У меня есть опасения относительно состоя­ния ваших легких, но здесь в качестве лекарства необходим горный воздух...

— Стало быть, через неделю я должна буду по­кинуть этот дом?

— Вам здесь плохо?

— Мне здесь хорошо. Но меня угнетает созна­ние, что ничем не могу оплатить ваши хлопоты обо мне... У меня совсем нет денег.

— Мне не нужны деньги... — сказал Загурс­кий.

— Я благодарна вам... Вы спасли мне жизнь... Но я хотела бы знать, почему вы это делаете.

— Не догадываетесь?

— Догадываюсь... По-видимому, я сама должна оценить ваше великодушие и сама предложить вам награду. Не так ли?

Они разговаривали, глядя друг другу прямо в глаза, и несмотря на щекотливость темы, разговор не тяготил их, скорее, им нравилось прямо, без оби­няков изъясняться друг с другом.

— Вы не допускаете, баронесса, что существу­ют бескорыстные люди?

— Допускаю, профессор. Но мой большой жиз­ненный опыт говорит мне, что если и существуют бескорыстные люди, то бескорыстных мужчин не существует. Понимаете, что я имею в виду?

— Нет, баронесса.

— Я не баронесса, — неожиданно сказала На­таша.

— Вот как? Кто же вы?

— Дворовая девка князей Чечевинских... Загурский взял руку Наташи, посчитал пульс:

— Вы немного возбуждены. Выпейте вот этих капель... Загурский налил из пузырька капли в рюм­ку, разбавил водой и протянул Наташе.