Развиртуализация. Часть первая

Георг дернул за ремень, освобождая Наташу. Она вскрикнула, пошатнулась. Псы отошли на безопасное расстояние. Они чувствовали – слепая девушка все еще может кинуться на них. Но Кох решила поберечь силы.

Она сдернула мешок, уронила его под ноги. Лицо ее было ужасно – два почти черных пятна вместо глаз, волосы колтуном, запекшаяся кровь по всему лицу, синяки, ссадины, в мгновение состарившаяся пыльная кожа.

По звяканию насторожившегося оружия Наталия определила, где стоят боевики и, вытянув руки вперед, нащупывая дорогу носком ноги, осторожно двинулась в противоположную сторону, вниз по холму.

Георг сморщился от вида прежде красивой женщины и бросил ей в спину:

– Подсказка – многие дети не склонны куда–то бежать. Они сидят под кустами и рыдают. Найти их любому другому кроме Вас было бы довольно легко. Даже вслепую. Но Вас после того, что Вы здесь натворили, малыши боятся больше, чем любого из суонси. Вам придется вновь искать их доверия, которое Вы так легкомысленно исчерпали сегодня утром. Имейте в виду – если Вам на помощь броситься кто–нибудь из Фишгарда, мы будем и взрывать, и стрелять. Не надейтесь на рыбаков. Я сообщил доктору Эбриллу – если кто–нибудь сунется на игровое поле, мы активируем взырчатку и расходимся. Возможно, так будет даже лучше.

– Эй, болезная sickly, сними бронник, – кинул ей вслед сэр Ллойд.

Наталия и сейчас не стала тратить сил на ответ. Она чувствовала, как мало осталось от прежней Наташи Кох внутри ее тела. Не было мыслей, эмоций. Сквозняки, боль, отчаяние, растущая пустота готова дожрать тело и душу. Всю эту начинку она пыталась раскочегарить на трудную, долгую, невыносимую работу.

Впереди ждали заминированные дети и несколько самых страшных в ее жизни часов. Гораздо ужаснее тех, когда она принимала решение отключить своего ребенка от аппарата кислородного дыхания. В тот день она имела возможность упасть в спасительный обморок. Сегодня такого права не было. От ее расторопности, находчивости, выдержки все еще зависели жизни 51 ребенка, которые потеряли на этой войне родителей. Сегодня они лишились веры во все, что раньше имело смысл.

 

Самый холодный октябрь – в Северной Америке средняя температура октября в полтора раза ниже минимального уровня, установленного за всю историю наблюдений

Григорию Александровичу необходимо было понять, где Кох, что с ней. Оторвалось приросшее к нему инородное тело. Без него стало душно–одиноко–больно. Его ломало как героинщика со стажем, оказавшегося без дозы. И вновь без дозы. И через полчаса, и через час, и через два  – без укола героина–животворящего. И сознание погружалось в кромешный мрак.

Мика предупредил, что на расстоянии километра по периметру от Фишгарда – каждая высота, дерево, дом, холм - под контролем псов. Там постоянно дежурят дозорные - круглосуточно наблюдают нейтральную зону и по рации передают информацию в лагерь.

– Они легко снимут любого из наших выскочек, вырвавшегося на помощь. У нас есть одна более–менее безопасная высота, откуда ты можешь взглянуть на…, – Мика не знал, как назвать то, на что смотрят любопытные зеваки из Фишгарда и Суонси.

Мика доставил Гришу к старому раскидистому дубу, показал, как забраться на него, как спрятаться от шальной пули с Запада, отдал свой бинокль.

За несколько часов Гриша так и не поверил своим глазам. То, что происходило перед ним, не могло случиться, не имело права быть.

Даже издалека это не напоминало игру. Даже наблюдая перемещения, не используя Carl Zeiss[109] с десятикратным увеличением, было понятно – на участке размером примерно километр на километр разыгрывается трагедия, ужаснее которой сложно придумать.

«В сущности это напоминает нашу прежнюю и нынешнюю жизни, – Кутялкин старался думать холодно, не сбиваясь на паническую аритмию мыслей. – Все как в третьей мировой. Дети – кучка растерянных разуверившихся существ, жить которым осталось совсем чуть–чуть. Они уже не могут довериться никому, кто хочет заманить новыми обещаниями, новыми кредитными ставками, догнать, еще ненадолго продлить мучения. А вдали от основных событий переминаются равнодушные дяденьки, которым все равно, как закончится второсортная цивилизация. Лишь бы она закончилась и передала им эстафету. Лишь бы это произошло побыстрее. Дяденьки знают – все вопросы жизни и смерти решаются не здесь, где эта смерть происходит на самом деле, а в другом более комфортном месте.

«Сидел бы я также ошарашено и неподвижно, если бы среди малышей оказались мои бублики? – Кутялкин не сомневался – каждый, кто сейчас наблюдает трагедию, развернувшуюся между Фишгардом и Скледдо, навсегда запятнан ею. Это пятно на огромной территории Третьей мировой не смыть и не отмолить.