Развод и девичья фамилия

И она тоже не может, подумала Аллочка с мрачным юмором. Леша Балабанов – опять взгляд на часы – не может, потому что зарабатывает на «шишки и бриллиантики». Интересно, на что зарабатывает Верочка?

– С Костенькой я первым делом переспала, и он меня сразу на хорошее место поставил, а с Батуриным не могу! Меня тошнит от одного его вида.

Тут Аллочка совершенно некстати, очень неуместно и горячо оскорбилась за Батурина.

Она, видите ли, не может с ним спать!.. А вдруг он и не захочет с ней спать?! Почему он должен хотеть?! Ведь есть же мужчины, которые не сразу тащат женщину в кровать, даже если она сама им это предлагает!..

– Киру, конечно, посадят и главным сделают Батурина. Она еще такая дура, сегодня Николаеву про него напела, какой он умный, какой молодец, такой-сякой! Может, если бы не напела, Николаев бы ее назначил!

– А может, она не хочет?

– В главные не хочет? – не поверила Верочка. – Кира?! Она просто очень тонко играет, гораздо тоньше всех остальных! Видишь, она даже никому не рассказывала, что у нее с Костиком связь была! Осторожничает, значит.

– Все равно ее посадят, – мрачно бухнула Аллочка, – сама говоришь. Так что ей главным так и так не быть.

– Может, если бы Николаев ее назначил, и не посадили бы. Побоялись. Ты бы узнала у своего папочки, что там они думают!

– Кто?

– Все. Наверху.

Мой отец тут совсем ни при чем, хотелось сказать Аллочке. Я ничего не буду у него спрашивать, потому что я сама по себе, потому что я хочу и буду жить так, как мне нравится, и я сделаю эту чертову карьеру, и я заработаю свои собственные деньги, и выйду замуж за того, за кого захочу, и отец не станет ни мешать, ни помогать – так уж он устроен.

Ничего говорить она не стала. Не стоило говорить это Верочке, все равно она не поверила бы. Она переспала с Костиком, и теперь не могла заставить себя переспать с Батуриным, и ехала к Кире утверждать материал, хотя считала Киру убийцей.

– Подвезешь? – спросила Верочка. – Какая у тебя машина – зашибись! Хорошо тому, у кого папочка богатенький!

– До метро, – предложила Аллочка, которой не хотелось долго возить Верочку.

– До ее дома быстрее, – немножко обиделась Верочка. – Она совсем рядом живет, только Маросейку переехать.

– Ладно, – согласилась Аллочка, – переедем.

Время перевалило за полдесятого, и Аллочка чувствовала себя неожиданно освободившейся из турецкого плена – так бывало, когда учительница музыки не являлась на урок, и опоздание становилось катастрофическим, и было ясно, что она не придет, и можно делать что угодно.

Не тут-то было.

Машина издалека подмигнула ей фарами, открываясь, и Аллочка ей улыбнулась, потому что соскучилась по ней и радовалась, что сейчас они вместе поедут домой и даже еще можно успеть заскочить к родителям, когда с лавочки, невидимой за длинным капотом, поднялся Леша Балабанов.

Он улыбался. Аллочкино сердце замерло, а руки стали мокрыми. Она надеялась, что он давно уехал.

– Что же ты, – нежно спросил Леша, – позабыла обо мне? Я тебя жду, жду, а ты все где-то шатаешься!..

В глазах у него было бешенство. Настоящее маньячное бешенство.

– Верочка, прости нас, дорогая! У нас свидание. Она просто стеснялась тебе сказать.

– Нет у нас свидания! – крикнула Аллочка.

– Есть, есть. Садись в машину, лапочка. Давай.

– Я никуда с тобой не поеду.

– Зато я с тобой поеду. Садись, кому говорю!

Аллочка отчаянно оглянулась по сторонам. Стоянка была почти пустой, правда, за стеклянными дверьми вестибюля маячили ленивые и расслабленные охранники, но как их позвать? Закричать?! Прыгнуть?! Устроить публичный скандал?! Да и вряд ли они станут ее спасать, если Леша скажет им, что у них свидание, «лапочка просто сердится».

– Леша, – сказала она, изо всех сил стараясь убедить его в том, что она не станет его слушаться. Верочка смотрела с интересом. – Я не хочу никуда с тобой ехать. Мне нужно домой. Пропусти, пожалуйста.

– Я с удовольствием поеду с тобой домой. – Леша хлебнул из пивной бутылки, закинув крепкую шею. – Мы обо всем договорились днем. Я тебе сказал, еще раз поставишь меня в неловкое положение, я тебе башку отверну!

Никто и никогда не говорил Аллочке Зубовой, что ей «отвернет башку».

– Я тебя предупреждал? Предупреждал. Теперь на себя пеняй, лапочка.

– Я пошла, – объявила Аллочкина последняя надежда, – пока, ребята!

– Вера, не уходи!

– Иди, иди, Верунчик. Видишь, она просто ломается!

– Вера!

– Пока-а! – весело прокричала Верочка и пошла к Маросейке, уверенная, спокойная, полностью владеющая собой. Кинувшая Аллочку на произвол судьбы.

– Так, – проводив Верочку глазами, процедил корреспондент Леша Балабанов, – лезь в машину, сука. И не крутись ты по сторонам, нет никого давно. Я тебе сказал – веди себя прилично! А ты? На папочкину охрану надеешься?! Так вот послушай меня. Ты будешь делать то, что я тебе велю, а папочке ни слова не скажешь, потому что я таких сук, как ты, десятками имел, и, если ты ему стукнешь, я тебя прикончу. Никакая охрана не поможет.

Он вдруг вынул из кармана шприц с надетой на иглу длинной пластмассовой крышкой и помахал им перед носом у Аллочки.