Развод по-драконьи

— Прав, но… Когда вы успели вернуться?

Рейнхард усмехнулся как странно, уголком губ и подал мне руку:

— Не гоже обращаться с принцессой обращаться, как с преступницей. Взгляните, темный источник наполовину истощен.

Несколько секунд я слышала только шорохи и восклицания, мимо меня скользнули несколько лекарей, прошел нир Шелен, мягко и едва ощутимо коснувшийся моего плеча. Кожу под платьем, где он меня коснулся, мимолетно обожгло.

А после я взмыла ввысь, наверное, меня взяли на руки и понесли, но вновь расползшаяся под веками темнота не давала открыть глаза. Я исчерпала все силы в ту секунду, как встала перед императрицей.

Когда мне удалось открыть глаза, я обнаружила себя в шелковой постели, располагавшейся в весьма искусно убранных покоях. Мятный шелк, немного кофейного атласа, много золотистых тонов, большие стрельчатые окна, за которым горел белый день.

Едва я привстала, ко мне кинулась Инес, несколько незнакомых горничных и два лекаря.

— Птичка моя… — Инес обхватила меня крупными руками, как крыльями и разрыдалась. — Эти ироды, твари эти… Заперли тебя, а мне так и сказали, коли охота, запрись с ней сама! Казнят нас, ох казнят.

Слабо я похлопала ее по спине.

Внутри меня был покой. Я все сделала верно, впервые в моей жизни все шло верно и правильно.

— Даже пальцем не тронут, — слабо усмехнулась.

Обвела взглядом комнату, с удивлением обнаружив двух стражников у двери.

— Какого ифрита, в моей комнате дракониры?

— Так это приказ Ее Величества, — помявшись, ответил мне один из них.

Стражник опустил взгляд, но чувствовалось, что он горд своей миссией, и, возможно, даже чувствует удовольствие от моего возмущения.

Я не выдержала и усмехнулась.

— Принеси мне завтрак, Инес, и разузнай, что с Теофасом.

На завтрак мне досталась довольно бедная каша, немного молока, хлеба и яблочного джема. То есть, морить голодом меня не собирались. Целый день я потратила на то, чтобы обследовать дворец Тахулы. Меня поселили в гостевой, но я с интересом заглянула в ее личные покои, обставленные в розоватых тонах, разбавленных золотым и шоколадным. Очень женственно и красиво. А ведь со стороны она казалась холодной, если не сказать жестокой женщиной.

Или, может, она была вынуждена стать такой. Прямо, как я.

День шел за днем, но меня не выпускали. Стражники наглели на глазах, прорываясь вслед за мной даже в гардеробную, Теофас оставался без сознания, суд откладывали изо дня в день. Аудиенции меня тоже не удостаивали. Рейнхард тоже не приходил, и я подозревала, что императрица сослала его на одну из военных стычек, который вспыхивали все чаще, все ближе к столице.

Что-то происходило. Зрело, росло и поспевало у меня на глазах, но мне не хватало знаний, понять, что именно. Перевертыши — всеобщая беда. Кто же тот человек, который пробрался на самый верх и уничтожает Вальтарту и императорскую семью?

В один из дней я не выдержала и открыто перебралась в покои Тахулы, куда меня тянуло со страшной силой, с момента заточения. Днем в покоях было многолюдно. Стражи не сводили с меня глаз, и взгляды их были далеки от уважительных, рядом стенала Инес и паслись три горничные, зато ночью… я видела сны.

Мне снилась совсем юная, отчаянно влюбленная в императора девочка. Взаимно влюбленная. Золотые косы, золотые глаза, радость в каждом движении, в каждой улыбке, у нее впереди была целая жизнь, и такая же жизнь росла внутри нее самой. Он еще не назвал ее императрицей, но это было так очевидно — кто, если не она? Дочь Ледяного герцога, смешливая, всеми любимая Уле не может стать просто наярой.

О том, что император проводил кастинг среди хорошеньких высокопоставленных вейр, она узнала только столкнувшись с одной из них. У них был примерно одинаковый срок беременности — девятый. И ни одно платье на свете не могло это скрыть.

— Рада видеть вас, нир Фалаш, — юная дочь из семьи Ферхе изящно склонилась в реверансе, но в каждом ее слове сквозила насмешка.

В отличии от нее, Ферхе умела играть в эту игру. Игру в предательство, игру в престол. Она не помнила, как ушла, как сумела сохранить лицо, до родов она заперлась во дворце, не желая никого видеть, даже сами роды прошли для нее, как в горячке. Потом она узнала, что они с Ферхе разрешились от беремени в один день с разницей в несколько часов. Но сын Ферхе был сильнее ее сына на одну десятую магического потенциала.

Подумать только, одна десятая превратила Уле в высокомерную Тахулу, ее сына в вечную тень юного наследника, а их жизнь в ад. Всякий раз, встречая Ферхе в коридорах главного дворца, она читала в ее глазах приговор. Ферхе убьет Тахулу, а после убьет и ее сына.

Она заперлась, запряталась в стенах своего дворца. Лишь от одного человека спрятаться она не могла, от императора. Первый год он смотрел на ее холодность сквозь пальцы, потом начал злиться, после, наконец, полюбил.

— Я должен был это сделать, такова воля отца-дракона! Выбрать сильнейшего сына, и сделать его мать императрицей, чтобы никто не смел сомневаться в его праве на престол. Ты должна понять!