Но было поздно. Торпедоносцы уже легли на боевой курс, да и Бостон-ганшипы (те еще самоходные мясорубки) с удвоенной яростью навалились на японские корабли. Потом под Илами стали появляться невысокие всплески, означающие, что торпеды уже в воде; несколько десятков секунд – и последовали слитные гулкие взрывы, разламывающие транспорты на несколько частей. Кому-то досталась одна торпеда, а кому-то сразу две. Круги на воде и плавающие обломки вперемешку с человеческими головами. Температура воды – градусов пять, время совместимого с жизнью пребывания за бортом – не больше восьми минут. А если кто и выберется живым на берег, то позавидует тем своим приятелям, что просто утонули, потому что у местных к бывшим угнетателям счет длиннее, чем кильватерный след у торпедного катера. А вот и эсминец – тонет как железный лом, встав почти вертикально…
Но нам некогда любоваться на эту красоту, потому что присыпанный снегом берег уже близко и пора готовиться к десантированию. Средств противодесантной обороны, береговых батарей или же заграждений нигде не видно, – да и зачем они в таких условиях, когда на море японцы до самого последнего момента имели подавляющее преимущество над нашим Тихоокеанским флотом; мысль о возможности советских морских десантов никому просто не приходила в голову. Но потом с германского фронта сюда пришел механизированный, морской и воздушный ОСНАЗ, и все изменилось с точностью до наоборот. Теперь мы будем делать то, что требуется для Победы, а японское командование сможет от нас только вяло отбиваться.
Моя бригада высаживалась на правом фланге, в районе металлургического комбината при полном отсутствии вражеского противодействия, если не считать спорадического огня опустивших стволы зениток. Возможно, сумей японцы высадить подкрепления или отвести сюда с фронта оказавшуюся в мешке 127-ю дивизию, у нас возникли бы какие-нибудь проблемы при высадке, но операция развивалась настолько стремительно, что ни того, ни другого противнику сделать не дали. Теперь наше дело – подготовиться к обороне на случай попытки прорыва вражеских окруженных частей или подхода японских резервов по суше, подготовить порт к приему пароходов со стрелковыми подкреплениями и ждать выхода в район Сейсина мехкорпуса ОСНАЗ товарища Бережного, прорвавшего фронт в самый канун высадки нашего десанта.
15 февраля 1944 года, полдень. СССР, Зона Черноморских Проливов, Константинополь, резиденция главы Дома Романовых.
Временная глава Дома, Бывшая русская Великая Княжна, дочь русского императора АлександраIIIи внучка датского короля ХристианаIX, Ольга Александровна Романова.
Уже шесть дней семейство Романовых-Куликовских не отходит от радиоприемника «Телефункен», исправно кочующего вместе с ними по городам и весям, из Копенгагена в глухие Ивановские леса, а оттуда в Константинополь. И все это время данное устройство было для семьи бывшей принцессы источником новостей о большом и ужасном внешнем мире, дни в котором текут по желанию господина Сталина, как у своего рода нового царя Соломона. Дочь, сестра и внучка царей вместе с близкими ей людьми, содрогаясь, наблюдает за тем, как один за другим сходят с политической сцены враги Советской Державы и ее вождя.
Сначала закончился Муссолини, а заодно с ним скончалась и вся Савойская династия. Если враг вовремя не сдается, то его уничтожают. Потом Красная Армия походя, как ненужную дрянь, смахнула с карты Европы как вполне респектабельную, с точки зрения Ольги Александровны, Венгрию, так и совершенно омерзительный коллаборационистский режим французского маршала Петена. Нет больше таких, ищите их в помойном ведре. Следом за Петеном ветры перемен смели режим британского короля-сатаниста Эдуарда Восьмого. Самого дважды экс-короля расстреляли те, кому тот взялся служить, а его жене, американской мультимиллионерше, черные жрецы попросту перерезали глотку. Ольге Александровне этот обормот приходился двоюродным племянником, как, собственно, и его брат Георг Шестой.