Разворот на восток

– Должен сказать вам, Николай Александрович, – сказал Османов, усаживаясь за стол, – что не стоит именовать японцев макаками. Не к лицу это русскому человеку. Я бы предпочел именовать их «самураями», что наиболее точно описывает их свойства и возможности. К тому же в пренебрежительном отношении к противнику кроется недооценка его возможностей. Помните, было сорок лет назад? Сначала грозились забросать Японию казачьими шапками, а потом при американо-британском посредничестве подписывали позорнейший Портсмутский мир. Наше наступление в Маньчжурии потому и развивается такими темпами, что к его подготовке советское командование отнеслось без всякой легковесности. Противник был абсолютно трезво взвешен, оценен, и в соответствии с этой оценкой был выделен наряд сил и средств, гарантирующий его полное уничтожение.

– Да уж, Мехмед Ибрагимович, – вздохнул Куликовский, – уели вы меня по полной программе. Недооценка противника и кичливый пренебрежительный тон и в самом деле не принесли Российской империи ничего хорошего. Но ведь и ваши большевики тоже перед нападением Гитлера собирались побеждать врагов одной лишь марксистско-ленинской теорией, которая, по их мнению, сама по себе являлась всесильным оружием…

– Не совсем так, Николай Александрович, – парировал старший майор Османов, – материальной составляющей в ходе подготовки к грядущей войне тоже было уделено первостепенное внимание. Но ваш шурин и тезка, а также грянувшая по его падению Гражданская война оставили после себя такое наследство, что новой советской власти требовалось за десять лет пробежать путь, на который у других стран уходил целый век. Ведь уже в ноябре восемнадцатого умным людям было очевидно, что грядущий Версальский договор будет не о вечном мире, а о перемирии на двадцать лет, которые понадобятся на то, чтобы в Германии выросло новое поколение солдат, а гауптманы и майоры стали генералами и маршалами. Половину этого срока большевики потратили на междоусобную грызню и восстановление разрушенного, а вторая половина была посвящена гонке индустриализации. Это было страшное время. С одной стороны, имели место страхи не успеть развить военную промышленность к моменту начала новой Великой войны, а с другой, техника развивалась так стремительно, что уже произведенное оружие быстро устаревало. То, что в тридцать пятом году было последним писком военной моды, к сороковому превращалось в отсталый хлам. Советский Союз почти успел: к моменту нападения Германии основные типы будущего оружия победы были разработаны и уже пошли в серию.

– Но первые полгода войны, господин майор, Красная армия терпела от германцев сплошные поражения, – не утерпев, возразил Гурий. – Вермахт вплотную подошел к Москве и Петербургу, и только чудо тогда спасло большевистский режим от краха.

Куликовский-старший раздраженно шикнул на отпрыска, чтобы тот не влезал в разговор серьезных людей, но Мехмед Османов, не моргнув глазом, назидательным тоном сказал:

– Великий Кутузов Москву Наполеону сдал, но войну все равно выиграл. И спасло советскую власть не чудо, а народ, который встал за нее стеной, при том, что вермахт за полгода ведения боевых действий полностью утратил свой пробивной потенциал.

– А потом, – сказала хозяйка дома, скрестив на груди руки, – из своего мира пришли вы и оказали господину Сталину такую поддержку, что с вашей помощью он смог поставить на уши весь мир. Я, конечно, рада, что слава России взметнулась на недосягаемую прежде высоту, но мне не очень нравится, что это сделали большевики, и именно с вашей помощью…

Старший майор Османов веско и решительно произнес:

– Советская власть и партия большевиков – это реальность, данная нам в ощущениях как единственная сила, через которую советский, то есть русский народ в настоящий момент выражает свою волю. Именно поэтому он встал за нее стеной на фронте и до изнеможения добровольно трудился в тылу. Именно эта сила принесла победу Советскому Союзу, а мы только ее слегка направили, позволив избежать самых очевидных ошибок. Да и сами мы, плоть от плоти и кровь от крови этого народа, пошли на эту войну так, как будто всю жизнь только и мечтали о такой возможности, а потому были приняты этим народом как свои. Сказано же нам было Всевышним: поступайте по совести, – и мы так и сделали, ничуть об этом не жалея.

После этих слов Мехмеда Османова в гостиной наступила гробовая, какая-то даже испуганная, тишина. Доселе такие фундаментальные вопросы семейство Романовых-Куликовских с наместником Советов в Зоне Проливов не обсуждало. Просто не было повода. А тут, слово за слово, и тема вдруг встала ребром.

– Да ладно вам, Мехмед Ибрагимович… – смущенно кашлянул Николай Куликовский, стряхивая всеобщее оцепенение, – все это мы понимаем, не маленькие. Вы лучше скажите нам, что там дальше будет с Японией? Мы тут внимательно следим за сводками с Маньчжурского фронта, и, мягко выражаясь, не понимаем того что там творится.