Но страшнее всех прочих были события, происходящие в двух двухэтажных зданиях, расположенных во внутреннем дворе «блока Ро». Это был последний круг ада, место содержания подопытных, которых японский персонал цинично именовал «бревнами», откуда они могли отправиться только в печь крематория и никуда больше. Даже тех, кто, вопреки всему, выздоравливал после заражения самыми тяжелыми болезнями, сначала подвергали тщательному изучению, а потом повторно использовали в каком-нибудь эксперименте с летальным исходом. И вот теперь, когда по всей территории «отряда 731» гремит стрельба и недружественные незнакомцы проникли в святая святых, эти люди вдруг как-то нечаянно из безгласых «бревен» превратились в ненужных свидетелей обвинения. Сам ли начальник «отряда 731» генерал-лейтенант Масадзи Китано приказал пустить в камеры цианистый водород[29], или это сделал кто-то из его подчиненных, большого значения не имело. Люди умерли в страшных мучениях, в том числе и маленькие дети, но при этом они не перестали быть свидетелями страшных преступлений. Даже мертвые, они обвиняли и требовали той варварской справедливости, когда око за око, зуб за зуб, а за людоедские замыслы по уничтожению целых народов солнцеликие ниппонцы должны будут в стонах и слезах расплачиваться в течение столетий.
Но главными свидетелями обвинения на процессе над врачами-убийцами станут архивы сей людоедской организации, загруженные в эвакуационный поезд, и поэтому сохранившиеся в целости и сохранности. Немного погодя этот поезд, конечно, поедет, но только не на Мукден и Дайрен, как планировал генерал Китано, а на Читу и Москву, чуть позже. Туда же отправятся почти восемьсот сотрудников разной степени научности – давать показания по поводу собственных преступлений и нести за них искупление. Кстати, нынешнего начальника «отряда 731» генерал-лейтенанта Масадзи Китано удалось взять живым: с простреленными обеими руками он не мог ни застрелиться, ни взрезать себе живот, а бежать было уже некогда, потому что и в «блоке Ро», и вообще на территории «отряда 731» – повсюду находились торжествующие русские гайдзины. С прошлым начальником и основателем сего небогоугодного заведения генерал-лейтенантом Сиро Исией было гораздо сложнее. Больше полутора лет он пребывал на территории Метрополии, откуда после капитуляции его еще придется выколупывать. Хотя, наверное, с тем упорством, которое обычно применяют в таких случаях товарищ Сталин и его советники из будущего, этого персонажа достанут хоть из-за врат ада.
Но все это будет потом. А пока следует перегруппироваться, занять оборону, отправить вертушками на «большую землю» раненых и самых ценных пленных, запереть остальных в таком месте, где их можно прикончить всех разом при помощи того же цианистого водорода, и приготовиться отражать попытку гарнизона Харбина в последний момент отбить сверхсекретный объект.
22 февраля 1944 года. Токио. Дворец императора Японии Хирохито, Зал приемов.
Присутствуют:
Император Хирохито;
Премьер министр – адмирал Сигэтаро Симада;
Министр иностранных дел – Маммору Сигэмицу;
Исполняющий должность министра армии – маршал Хадзимэ Сугияма;
Командующий объединенным флотом Японии адмирал Исороку Ямамото.
Настроение у господ министров, собравшихся в зале приемов императорского дворца, было похоронным. И не без причины. Вчера после полудня передовые части мехкорпуса Бережного вошли в Пхеньян, а сегодня утром танки генерала Лелюшенко, переночевав в Дайрене (Дальнем), ворвались в Люйшунь, на русских картах обозначенный как Порт-Артур. На этом с Квантунской армией было покончено раз и навсегда.
Экспедиционная армия в Китае, расположенная южнее Пекина, насчитывала около миллиона штыков, причем японцы составляли меньшую часть, четыреста тысяч; остальные же являлись китайскими коллаборационистами, подчиненными так называемому Нанкинскому правительству Китая, ничуть не менее марионеточному, чем игрушечный маньчжурский император Пу И. В основном эта армия занималась тем, что попеременно сражалась то с китайскими коммунистами (численностью военизированных формирований до ста пятидесят тысяч бойцов), то с миллионной армией китайских националистов под командой Чан Кайши. Коммунисты оказались крепким орешком, поэтому японцы как бы заключили с ними негласное перемирие, предпочитая понемногу щипать разрозненные армии националистов. Только около сорока процентов сил подчинялось центральному правительству, остальные войска принадлежали местным провинциальным «вождям».