Разворот на восток

– Вы правы, товарищ Бережной, – кивнул вождь, – нам такого развития событий тоже не надо, и не только в среднесрочной перспективе, после построения настоящего развитого социализма. В настоящий момент мы проглотили территорию Европы, чье население вдвое превышает довоенное население Советского Союза, при этом большая часть европейцев настроена несоветски и несоциалистически, и ни они, ни их предки не имеют опыта жизни в общем государстве. В этих условиях смерти подобно размывать старое советское государственное ядро, разделять наших граждан по национальным квартирам, и еще следует помнить, что такое разделение на руку только нашим врагам. Первым нашим шагом на пути восстановления государственного единства будет расформирование Казахской ССР и ее разделение на казахскую автономную республику, занимающую районы с преимущественно титульным населением и области с преобладанием нетитульных национальностей. Часть таких областей, где большинство составляют русские, отойдет напрямую к РСФСР, а часть с преимущественно узбекским населением – к Узбекской ССР.

– Все это хорошо и правильно, – сказал я, – но при чем тут я сам и подчиненный мне корпус?

– Есть мнение, – сказал Сталин, – что после обнародования такого решения на территории бывшей Казахской ССР может вспыхнуть националистический бунт (примерно такой же, как в вашем прошлом в восемьдесят шестом году), и местные власти отнесутся к этому явлению с попустительством. Вы, товарищ Бережной, как человек, которому партия большевиков и советской правительство оказали высочайшее доверие, по получению кодированного сигнала «Кречет» возьмете на себя высшую власть в Алма-Ате и ее окрестностях и подавите мятеж со всей возможной решимостью. Если будет необходимо, то можете давить националистическое отребье танками – примерно так, как это в вашем мире сделали китайцы на площади Тяньаньмэнь.

После этих слов Верховного в кабинете наступила тишина. Он ждал моего ответа, а я просто держал паузу, не испытывая при этом ни единой моральной судороги в душе. Мне все равно, какие у человека национальность, цвет кожи, разрез глаз и форма носа. Люди для меня делятся на своих, нейтральных некомбатантов и врагов. Если передо мной открытый враг – неважно, внешний он или внутренний, – я не буду колебаться ни мгновения перед тем, как вдавить его в землю гусеницами своих танков. Скрытыми врагами должно заниматься уже совсем другое ведомство.

– Да, товарищ Сталин, – сказал я, – если на территории, где расквартирован мой корпус, вспыхнет националистический мятеж, то я приму все возможные меры к наведению порядка, не останавливаясь перед применением оружия и тяжелой бронетехники.

– Я думаю, – сказала товарищ Антонова, – что сам факт пребывания в окрестностях Алма-Аты мехкорпуса ОСНАЗ удержит многих и многих от разных опрометчивых поступков. Такая уж у Вячеслава Николаевича слава и среди своих и среди чужих.

Сталин удовлетворенно кивнул и сказал:

– Мы тоже хотели бы на это надеяться, но никакая предосторожность не может быть лишней, тем более что «многие и многие» – это далеко еще не все. Но Мы знали, что товарищ Бережной – настоящий советский патриот и выполнит любой приказ партии и правительства…

– Настоящий советский патриотизм, – сказал я, – на три четверти, а может, даже и больше, состоит из так нелюбимого некоторыми большевиками русского великодержавного шовинизма. Как только советская держава перестает быть великой, потому что начался волюнтаризм, потом застой и отстой, так и патриотизм сильно уменьшается в размере, становится показным, формальным и недееспособным. И когда этот процесс завершается, это значит, что государство готово к своему краху. Ведь то же самое было с империей Романовых – все расползлось жидкой грязью, потому что последний царь профукал все, за что брался. Держава стремительно деградировала, а камарилье в Зимнем дворце до того не было дела.

– Мы знаем об этом, – после короткой паузы сказал Верховный. – Также мы знаем, что почти аналогично чувство патриотизма устроено у немцев, что позволило представителям этой нации на протяжении сотен лет служить русским царям и считать их государство своим. Мы не будем истреблять или унижать немцев, вместо того мы рассчитываем, что после короткого периода морального очищения и денацификации представители германского народа вспомнят этот положительный опыт и встанут с нами в один строй, навсегда забыв об идеях бесноватого ефрейтора. Не было еще в истории государства более великого, чем Советский Союз, чья территория раскинулась от океана до океана с запада на восток, и от полярных шапок до знойных пустынь – с севера на юг. Есть мнение, что русско-немецкий альянс – разумеется, построенный на самой правильной марксистко-ленинской основе – позволит нам создать тот железный костяк, вокруг которого в Советском Союзе будут группироваться все остальные народы.